Могильный холмик не утратил рыхлой высокой тени, когда он вывез меня на залив на своём джипе, на шашлыки, первая зелень бесилась вкругорядь гранитных валунов – каждый в три великанских роста, чуть обтеши и готовое надгробие – и по-семейному предложил жить с ним, как жена.
– Ты меня знаешь давно, я тебя знаю, что мешает…
*
– А мы не забыли, что мы в постели вообще-то?!
Стас, ты меньше слушай, что я говорю, женщина должна паузы заполнять.
Ты чего закутался?! Раскутывайся-ка навстречу мечте. Вот так, о-го-о-о… Да у нас тут Рокко Сиффреди!
Это было неожиданно для меня, когда он меня взял, такое наполнение изнутри, и тут у меня случилось, чего давно не бывало, и слёзы брызнули, а Стас собрал их губами, и опустился ниже:
«До последней слезинки, до последней росинки…»
Какой ты… Нет слов.
*
Вкрадчивый грудной смех раскатился мелким речным жемчугом и замер в дальнем тёмном углу.
Стасу казалось потом долгое время, что её смех, как диковатый зверёк, так и прячется там и шелестит на игрушечных роликах, стоит только открыть дверь и тихо войти.
*
Машка об этом предложении отчима не слышала, и так-то "деда" не любит за «чёрный» бизнес: торговлю левыми тачками из Германии.
Когда Машка должна была появиться по залёту, мне было 19. Я и махнула рукой:
– Родим!
Её отца я послала подальше в резкой форме. С дочкой снимала хилый домик за городом по дешёвке, не особо мама собиралась мне помогать. Он явился не в самый лучший день, стучал весь вечер в дверь, не скоро стихло. А когда наутро вышла за водой, он спит на заиндевевшем крылечке.
И сердце не железное растаяло.
Потом не раз я находила женскую атрибутику у нас под кроватью, да и сердце не обманешь, пока однажды мужа не взяли.
Они компанией грабили составы на железной дороге, убили там какого-то мужика. Я была на суде, дали им много. Вышел через десять лет и сразу ко мне.
Не мог понять, что никому не нужен, и Машке такой пример для жизни не сгодится. Я её в лицей направила, круглые пятёрки домой приносит.
Не больно-то возражал, и дочь с ним не видится, хотя он здесь и живёт с какой-то малолеткой.
*
Я разделась донага и раскинулась на подушках быстрее, чем он мог себе представить. Не знаю как кому, а для меня этот вариант наиболее выигрышный.
Фасон одежды неприличный, партнёр ослеп от красоты.
Я всегда себе позволяю вольности, которых чураются другие, здесь я на шаг впереди всех соперниц.
Почему Стас всегда был так сдержан? Так бережно он целует мою татушку на левом плече, задуманную спец для этого, долго место выбирала, я попросту думала, что он её в упор не замечает…
*
Мама УШЛА, а через год сестра заморила себя голодом. Я приходила, говорила с ней через дверь, она меня не впускала.
Следователь начал серьёзно интересоваться, насколько мне было важно, чтобы я осталась единственной наследницей трёхкомнатной квартиры. Я схватила бутылку коньяку и полетела к подруге – капитанше милиции. Они долго смеялись с мужем, тоже офицером, и в итоге значительно переглянулись:
– Молодец, что зашла…
– А если бы не зашла?
Как я долго переламывалась потом с феназепама, которым у сестры была забита вся тумбочка.
И Машку надо было тянуть.
Я писала папе, но он не ответил. В родной город мне так и не удалось съездить.
*
Я никогда не смотрела до него фильм «Рабу любви». Вернее, ни разу не досмотрела. Я знаю только наизусть все серии «отчаянных домохозяек».
Стас поставил диск и поманил в сторону телевизора, поцеловал. Когда тебя крепко держат за плечи, поневоле досмотришь всё, что бы тебе ни показали.
Это был лучший день в моей жизни.
Мы лежали голые под одеялом, я глотала слёзы, а Стас рассказывал, как порыв ветра должен играть в кадре с шарфом, и свистали пули под крымским солнцем, и горячо было, если он целовал меня в волосы на виске.
*
Вадим – он появился в тот момент, как ангел с небес, мне было Машку нечем одевать. Когда нет денег на кремы, мажешь лицо подсолнечным маслом, у соседей всегда можно занять. Без отдачи…
Он, конечно, азербайджанец, но они все с русскими именами. Всё было великолепно, и я даже не поняла, когда он начал колоться и подсел на иглу. Он слезал на каких-то импортных таблетках, очень дорогих.
Молил: не бросай, катался по ковру, ковёр под ним пропитывался пОтом насквозь. Бросался в туалет, не успевая добежать, и гадил в штаны: молил – не бросай.
А когда переломился, бросил через плечо:
– Собирай вещи.
Мужчина не прощает, если его видели в такой слабости.