Она уселась на постели и смотрела в сторону, устремив невидящие глаза куда-то, он ясно представлял, как туман в глазах цепляется за золото ресниц.
Предзакатное солнце пришло в распахнутое окно, заливая оранжевым её силуэт, Конин невольно сдвинулся на постели. Сейчас тень девушки падала ему на грудь, и эта тень принадлежала ему.
– Умничка?!… – она развернулась и вскинула вызывающие глаза ему навстречу,
– Я сразу, кстати, поняла, нельзя тебе давать…
– Это того стоило. Разве нет? – в ответ на его плутовскую гримасу она расхохоталась, размахнулась и стукнула ладошкой в покорный лоб.
– Разве да!
– Но если ты ещё раз меня оставишь – не найдёшь…
Росток раздражения тут же нашёлся, между лопатками на её тонком позвоночнике, и он растопил его тёплыми пальцами.
Олька любила тусоваться на чужой территории, сутки двигались прочь, он даже не смотрел в лицо Анны, над чем-то смеялась Олька, они обе, но Конин видел все улыбки, чувствовал дыхание, лёгкое, неуловимое. Предоставив подруг самих себе, он сделался невидимым. Он мечтал, что это не более, чем россыпь семечек на столе в кругу подружек, а услышал совершенно ненужное голосом Ани:
– А увидела этого Диму, выходит из магазина цветов, и что-то в груди ёкнуло: опять кобель собрался куда-то. Ведь помню, – и покрасневшие глаза…
Вот и снова они сидели в машине и пили пиво из банок. Олька сидела рядом, счастлива за подругу, что вывезла на природу, а он раздваивался: Олька слагала любое общение как дважды два, чутко выхватывая шутка за шуткой из наэлектризованного ею же воздуха, "ржала" заливисто, терзала его трепетно за плечо, за бочину, солнце било в боковые стёкла, а Аня была подчёркнуто спокойна. Пока не выпила баночку пива.
– А я хочу заплатить, чтобы этого выродка убили в психушке!
Они с Олькой наперебой возражали, но делали это, по-видимому, между собой.
Аня слушала безучастно, видя что-то недоступное в лобовом стекле и за ним, выгнула лебединую шею и внезапно заявила:
– Пускай лопнет совесть, но не мочевой пузырь!
И вышла из машины, зашедши сзади, и присела.
Они стояли у второстепенной трассы на травке, и вылетевший с гулом дальнобойщик по пояс высунулся из кабины, завидев Аню, неся по ветру большой палец космосу. А Конин целовал Ольку на передних сиденьях встречь бьющего в глаза солнца, видя при этом другим зрением, как Аня стянула джинсы и представила дальнобойщику округлые формы.
Олька открыла влажные глаза и сказала:
– Анька же совсем не пьёт, её с банки пива уносит.
–Зачем… ты не сказала?
Аня вернулась в машину и с сухими глазами согласилась вернуться домой.
Год назад у Анны была двенадцатилетняя дочь, подруги дочери, одноклассники дочери. Один из них присмотрел её, и выбрал для себя. Так выбирают внуки влиятельных в городе бандитов. Его дед был скромным вспомогательным рабочим на градообразующем заводе, но все знали, что он является начальником штаба в городских разборках.
Сама Анна скоро поняла, что добра от этого не жди, да и дочери не любилось, мальчика отставили. В этот период затишья у Анны появился финский моряк, обходительный, сердечный, ради неё выучивший русский язык, и когда ранней весной бывший паренёк вдруг вызвал дочь на свидание средь бела дня, обещая сюрприз-подарок, Аня возразила расслабленно. Да и дочь взяла с собой подругу.
Они исчезли все.
Олька выглядела очень молодо, а дочери у них с Аней были почти одного возраста. Олька вечером подняла на ноги подругу-капитаншу, все передвижные службы уже искали. Ранним солнечным утром Катя – капитан милиции позвонила Ольке сухо:
–Какая, говоришь, была куртка?
И, ещё суше:
–Похоже, я её нашла. Не говори матери. Её нужно подготовить.
Американцы вывели закономерность на собственном опыте, что в третьем поколении гангстеров рождаются законопослушные граждане, энергичные и способные.
Этот тринадцатилетний мальчик весенним погожим днём завёл в окрестный лес, щедро подступающий к крайним пятиэтажкам, двух обречённых девочек, и зарезал на по-зимнему белоснежной поляне, одну из мести, вторую как свидетеля. Не замеченный никем, кроме слепо сияющего солнца, он сообразил, что можно замести следы и охотничьим ножом пытался отпилить головы.
Его спрятали в психушке, больше никто его не видел.
Анин финский моряк, Тойво, взял бессрочный отпуск и сидел над ней сутками без сна, кормил с ложки. Аня не спала полгода, всё это время Тойво был рядом.
Потом он ей сказал, с акцентом нем-множко: