Естественным образом, она вызвалась тоже. Никто и ничто не могло её удержать от ангажированной прогулки «за свинкой». Нелепо было поминать расхожие истории о свирепости дикого вепря, о неразборчивой силе клыков раненого кабана.
Вот недавно на охоте по ошибке подстрелили американского сенатора. Нам по определению столько не выпить, чтобы уподобиться животному, но гипотетический риск всегда присутствует.
В ответ она лично отправилась в охотничий магазин и изувечила психику продавцов в поисках «пулек», которыми можно завалить слона. Ею была развёрнута кипучая кампания первого этапа, в которой самым главным было приобрести снаряжение. Примерить. Фотопробы получились очень удачными и вписались в портфолио «Так ходят на кабана». На том и поладили.
Немного позднее я понял: она была уверена, что её пожизненно снимает скрытая камера. По возвращении из поездок в редкие свободные минуты просматривались все диски со звездой, корректировались жесты, мимика, и в итоге невозможно стало отделить экранное от сущего. Строчку Лермонтова «и звезда с звездою говорит» она восприняла буквально.
Дни путались с ночами, «Одноклассники» с «Фейсбуком» и «Инстаграмом». Постепенно всем становилось ясно, что в этом романе не найдётся места истопнику, рядом с Анной Карениной. Не усадить этих птиц графу на одну родовую ветку.
А вот я её полюбил с той первой секунды, как встретился глазами. И буду любить до той последней секунды, когда они закроются.
Что-то в тот момент я не смог запомнить или уловить. Тогда они вдвоём ворвались в мою мастерскую, рука об руку, я только что разогнулся в сварочных рукавицах. Моё запястье сковала крошечная кисть, по скуле скользнули крошечные губы, пыльная прядь скользнула по виску. Я знавал, как пахнет пыль нашей степи, эти волосы явно были из другого мира. Там африканские слоны летают, а межгалактическую звёздную пыль ворочают мешками.
Я оставил дружбу, у меня началась новая жизнь. Я избегал всяческих друзей при любых обстоятельствах, дрожь у меня вызывала мысль оказаться вблизи неё в любой компании.
Она давно уже свободна, и друг в немыслимой дали.
Он бросил всё и уехал туда, откуда обычно не возвращаются. Я стёр её телефонный номер в трубке, хотя и помню его наизусть. Это позволяет мне себя обманывать, что случайно я его не наберу.
Филанки
Илья затеял переброску упаковок воды, нам нужно было перегрузить тонну питьевой воды из одного офисного контейнера в другой. Мы бросались паками по 9 кг бросками от груди. Илюха так тренировался на боксе, а Егорян – когда-то на «баскете». Им было жутко весело на морском ветру, Илюха подавал крученые, «полторашки»* тюками летали по воздуху, сверкая на солнце магическими кристаллами. Алина стояла рядышком, но отворачивалась и зажмуривала глаза, ей было страшно смотреть на порхающие тяжести.
Я не мог поверить, что мы все когда-нибудь умрём, так празднично белели наши каски и отливали масляной полировкой наши комбинезоны. Наши вольные крики были громче скорбных позывных чаек, а ведь чайки – души погибших моряков. Чуть позже мои мысли окончательно испарились, с появлением на палубе девушки в бордовом жилете «спецстроя» и детских брэкетах на зубах. Дмитрий Романов вызвал короткий взрыв веселья, когда вкрадчиво задал свой вопрос:
– А как всё-таки её зовут?
– Янина, – сразу сказал я ему.
Он подумал, что ослышался:
– Ну ладно, я – Дима, так как её зовут (я-Нина?!)?
Мне кажется, он остался при мнении, что его упорно разыгрывают.
Сейчас мы болтаемся посреди бушующего моря в плавучем отеле, который явно пустоват для такой горстки людей, и мы не знаем, когда сможем вернуться на сушу, это становится почти невероятным. Я снова могу слушать Альбинони, довольно долго я был с ним не в ладах, с тех пор, как невзлюбил Буша-младшего.
В тот день ожидался приезд американского кортежа в Питер, и мы сидели в большой запертой квартире по пути следования заморского бонзы. Чердаки дома напротив были заняты снайперами, а диван рядом со мной – самой лучшей девушкой на свете. Так случилось, что под звуки «Адажио соль минор» растаяли последние крохи моей надежды о том, что эта девушка будет дышать со мной одним воздухом, вдвоём на все времена.
МНЕ стало не хватать кислорода, а балкон на федеральную трассу следования первых лиц государств нельзя было открывать. ЕЙ всегда не хватало свободы, и скрипки бессмертного итальянца пели о несбыточном, пока я не поднялся и не вышел во двор в свежее балтийское утро.