«…Вот мы снова вместе и рядом, грызём хмельные медовые соты наших дней, и раскатываем на языках горошины близости, а через мгновение я подымаюсь, чтобы шагнуть в неизвестное, сжимая в кулаке очередной билет.
Я открываю для себя новые просторы и теснины, укромные уголки нашей планеты, и хотел бы взять тебя с собою, или ты бы могла захватить меня своим спутником. Мы были бы там не одни.
В глубокие снега, где резвятся горностаи и прячутся высоко в ветвях озябших берёз дятлы в красных шапках, как верные гвардейцы в пределах сказочного королевства. И нам совершенно не обязательно думать, что в этом же лесу обитает одинокая изящная рысь, которая делит ареал обитания с не менее одинокой росомахой.
В тропические леса, где влага присутствует повсюду, в каждом вдохе, где не поймать себя, потому что «я» растворяется в окружающей листве, морщинистой коре необъятных стволов деревьев. Пытаясь обойти одно из них, предпринимаешь целую экспедицию, без надежды её закончить в свою бытность. Гигантскими бабочками можно насытиться на обед, а другие обитатели леса готовы полакомиться человеком, настолько они гигантски и плотоядны.
Красная пустыня – моя крёстная, где я едва не погиб, отказавшись от проводника, и где я наткнулся на заброшенный город, которого нет на картах. Я выбрался оттуда, но дорогу к этому месту мне самому не найти.
Я снова возвращаюсь, и я благодарен тому, что у меня нет выбора. Что в твоих глазах стоит такая сияющая ночь, как будто в ней утонула вся Кассиопея.
Я не верю, что когда-нибудь всё заканчивается.
Только не у нас с тобой».
Вик вылетел в Питер на пять дней – рабочую неделю, а когда вернулся в Архангельск, чёрная «Ауди» ждала его в аэропорту. Вик был вежливо приглашён вовнутрь и разделил заднее сиденье с очень крупным гражданином, с которым разделил также совместное молчание, вплоть до прибытия в «Колесо».
Его спутник неожиданно ловко уместился за столом, показал пальцами какой-то фокус, но, как оказалось, не для Вика. В воздухе нарисовался официант с подносом из двух пива.
Вик вежливо обратился к оппоненту:
– Я цветных напитков не пью…
Его спутник окаменел, но двинул левой щекой, и на столе возник прозрачный графинчик и две заполненные рюмки.
Не дожидаясь Вика, тот с традиционной локтевой расстановкой опрокинул стопку в горло.
– Слушай, ты про Оксану забудь, – Вик наконец услышал низкие хриплые звуки, – Ты здесь – ничто, и с чем его едят, а я – Кнут, запомни… И пукалку свою можешь не показывать, детей пугать…
Он вперил бесцветные глаза Вику в переносицу:
– Я уважение тебе оказал…У нас тут говорят по – другому.
Поднялся легко и исчез, стопка салфеток поняла это через минуту и ринулась со стола прочь, в полёте превратившись в птичью стаю, к своей неизбежной гибели на полу.
В этот раз Вик заскочил на съёмную квартиру, чтобы забрать Ксане распечатанное письмо.
Все сроки давно вышли, и Питер звал, звали его каменные львы и сфинксы, изготовившиеся к прыжку.
Питер ждал и ждёт, а с некоторых пор он ждать не любит.
Ксане нужно наконец всё объяснить, и … забирать девочку.
На площадке второго этажа была организована засада по всем правилам. Минуя левую дверь, Вик получил удар распахнутой створкой во весь рост и одновременно, из квартиры напротив, вылетел боец с габаритами шкафа. Он шарахнул Вика об стену и схватил за горло.
Так обычно душа направляется в небеса, боясь оставить бренное тело. Также и его спина поползла вверх по стенке и зависла где-то очень высоко. Выше этой грешной земли, но ниже потолка.
Краем глаза сверкнула затухающая серебринка, это крестик прощальной змейкой взмыл под потолок. Руки бессильно повисли по бокам, только пальцы правой уцепились за последний утёс в падении в пропасть, – угол кобуры. Вик бессильной рукой вынул «макаров» и понёс его наверх, невыразимо долго нёс. Механический манипулятор повернул ствол на нужной высоте и вложил его в ближнюю глазницу широкого черепа внизу. Палец согнулся на крючке, в ответ пистолет содрогнулся словно живой, палец пытался повторить движение, но всё вокруг уже рушилось, проваливалось на лестничную площадку телами, тряпичными руками-ногами и пустыми головами. Вскоре всё стихло, но что-то новое проявилось. Под сумрачными сводами гулко и отрывисто стучал пульс, одинокий на этой лестнице.
– Ты завалил бойца Кнута-а?!
– Защита…
– От меня! – ты защитился…
Она долго и молча заламывала руки, раскачивалась взад-вперёд, правым запястьем со щеки сбрасывала яростную слезу, так делается, не касаясь стойкого макияжа глаз, потом замерла в смертельной бледности лица и невозможно прямой спине.