Индеец, напарник Лали по ловле жемчужниц, сильно повредил колено. Мужчины отнесли его к знахарю, и тот наложил на колено «гипс» — немного известняка. Мне пришлось утром выйти в море с Лали. Отплытие прошло удачно. Лали искрится радостью от того, что я рядом. Перед погружением в воду она растирает тело жиром. Я отвел лодку немного дальше обычного и думаю, что здесь довольно глубоко — вода темная и, наверно, очень холодная. Мимо нас проносятся акулы, и я говорю об этом Лали. Она не обращает на это ни малейшего внимания. 10 часов утра. Ярко светит солнце. Свернутый мешочек Лали держит под левой рукой, нож в чехле висит на ремне, и она ныряет, не отталкиваясь от лодки. Во время первого погружения Лали изучает местность и потому возвращается с неполным мешочком. Мне в голову пришла гениальная мысль. В лодке я нашел моток кожаных полосок. Конец мотка я привязал двойным узлом к мешочку. Во время спуска я размотал клубок, и Лали потащила за собой длинную полосу кожи. Видимо, она поняла мою идею, так как поднялась на поверхность уже без мешочка. Она держится за борт лодки, отдыхая после продолжительного спуска, и жестами просит меня вытащить мешочек. Я тяну, но он застревает, зацепившись, видимо, за коралл. Она ныряет, высвобождает его, и я опорожняю наполовину заполненный мешок. В то утро Лали восемь раз ныряла на глубину пятнадцать метров, и мы почти наполнили лодку. Когда Лали поднимается, края лодки оказываются всего на два пальца выше поверхности воды. Я хочу поднять якорь, но лодка настолько нагружена, что нам грозит опасность потонуть. Приходится отцепить якорный канат и привязать к нему весло, которое будет плавать на поверхности до нашего возвращения. Без особых проблем мы добираемся до суши.
Старуха нас уже ждет, а индеец, напарник Лали, сидит на сухом песке, в месте, где всегда вскрывают раковины. Он радуется тому, что мы собрали столько жемчужниц. Лали объясняет ему, как нам это удалось: привязали мешок, ей стало легче подниматься, и она успела собрать больше раковин. Он смотрит на двойной узел, развязывает его и с первой же попытки связывает снова, причем очень хорошо, а потом, довольный и гордый собой, смотрит на меня.
Старуха вскрыла раковины и нашла тринадцать жемчужин. Лали обычно отправляется домой, куда ей приносят ее долю, но сегодня она терпеливо ждала, пока не вскрыли последнюю раковину. Я проглатываю по меньшей мере три десятка моллюсков, Лали — пять или шесть. Старуха приступает к дележу. Жемчужины все примерно одинакового размера. Она откладывает в сторону три жемчужины для вождя, три мне, две себе и пять — Лали. Лали берет три жемчужины и протягивает их мне. Я беру и отдаю их раненому индейцу. Он не хочет брать, но я раскрываю его ладонь и вкладываю туда жемчуг. Его жена и дочь, которые наблюдали за происходящим, начинают вдруг смеяться. Я помогаю отнести рыбака к его хижине. Это повторяется каждый день на протяжении двух недель, и каждый раз я отдаю свои жемчужины рыбаку. Вчера я оставил себе одну из шести полученных жемчужин. Возвратившись домой, я заставил Лали съесть ее. Она одурела от счастья и весь день пела. Время от времени я навещаю белого индейца. Он просит меня звать его Зорийо, что по-испански означает «маленькая лиса». Он говорит мне, что вождь велел спросить меня, почему я не делаю ему татуировку в виде тигра, и я объясняю, что не умею так хорошо рисовать. С помощью словаря я прошу его достать для меня треугольное зеркало размером с мою грудь, копирку или прозрачную бумагу, большой тонкий карандаш, тонкую кисточку и бутылочку чернил. Я прошу его также достать для меня одежду и оставить ее пока у себя, вместе с тремя рубашками хаки. Он рассказывает, что полиция допрашивала его относительно меня и Антонио, и он сказал, что я через горы перешел в Венесуэлу, а Антонио умер от укуса змеи. Ему известно, что остальные французы сидят в тюрьме Санта-Марты.
В доме Зорийо такое же разнообразие вещей, как и в доме вождя: много глиняной посуды, разукрашенной рисунками — настоящая художественная керамика; замечательные гамаки из чистой шерсти — частью белые, частью цветные, с бахромой; змеиная кожа, кожа ящериц и громадных жаб; плетеные корзины из белых и цветных ремешков. Он объяснил мне, что все эти вещи сделаны руками индейцев, которые живут в горах, на расстоянии двадцати пяти дней ходу отсюда. То же племя поставляет и листья кокаина; Зорийо дарит мне больше двадцати листьев. На прощание я еще раз прошу Зорийо принести, если ему удастся, все, что я просил, и несколько газет на испанском языке — за два месяца пребывания здесь я выучил с помощью словаря много испанских слов. О судьбе Антонио ему ничего не известно, но он знает, что была еще одна стычка между контрабандистами и береговой охраной. Убито пять полицейских и один контрабандист, но лодка не захвачена.
Я не видел в деревне ни капли спиртного, если не считать бродящего напитка, который индейцы изготовляют из фруктов. У Зорийо я увидел бутылку анисовой настойки и попросил дать ее мне. Он отказывается: если я хочу, могу пить сколько угодно на месте, но взять ее с собой он мне не разрешает. Этот альбинос неглуп.
Я прощаюсь с Зорийо и уезжаю на осле, которого он мне одолжил и который завтра сам вернется домой. С собой я везу кулек цветных конфет в тонкой бумажной обертке и шестьдесят пачек сигарет. Лали вместе с сестрой поджидают меня на расстоянии трех километров от деревни. Лали не устраивает сцен и соглашается идти в обнимку со мной. Время от времени она останавливается и целует меня в губы. По возвращении я сразу направляюсь к дому вождя и даю ему конфеты и сигареты. Мы сидим на пороге дома, смотрим на море и пьем бродящий напиток, который в глиняной посуде сохраняет прохладу. Лали сидит справа от меня, положив руку на мое бедро, а ее сестра сидит в том же положении, но слева. Вождь приближает голову Зораймы к моей голове, давая мне понять, что она хочет, как и Лали, стать моей женой. Лали показывает на свою грудь, объясняя, что у Зораймы грудь маленькая, и потому я отказываюсь от нее. Я пожимаю плечами и все смеются. Зорайма кажется несчастной. Я сажаю ее к себе на колени, обнимаю и ласкаю. Ее глаза лучатся счастьем.
Попрощавшись со всеми, я беру Лали за руку. Она идет за мной, а Зорайма — по ее следам. Мы варим рыбу. Это настоящий пир. В соус я положил рака, и мы с наслаждением поедаем его нежное мясо.
Я получил зеркало, копировальную бумагу, пузырек клея, который я не просил, но который мне пригодится, несколько мягких карандашей, чернильницу с чернилами и кисточку. Я сажусь и вешаю зеркало на уровне своей груди. Рисунок тигра во всех деталях отражается в зеркале. Лали и Зорайма заинтересованно и с любопытством взирают на меня. Я обвожу на зеркале контуры тигра кисточкой и, чтобы чернила не текли, смешиваю их с клеем. Лали отправилась за вождем, а Зорайма взяла мои руки и положила их себе на грудь. Она так несчастна и влюблена, глаза ее так наполнены страстью и любовью, что я, сам не соображая, что делаю, овладеваю ею тут же на полу, посреди хижины. Она стонет, страстно обнимает меня и не хочет отпускать. Я медленно высвобождаюсь из ее объятий и иду искупаться в море, так как на моем теле полно песка. Она идет за мной, и мы моемся вместе. Я натираю ей спину, а она мои ноги и руки. Потом мы возвращаемся домой.
Лали, которая сидит на том месте, где мы раньше лежали, сразу понимает, что произошло. Она встает, обнимает меня за шею, нежно целует, потом за руку выводит сестру через мою дверь. Снаружи раздаются удары — это Лали, Зорайма и еще две женщины пытаются с помощью железного лома пробить дыру в стене. Я понимаю, что это будет четвертой дверью. Чтобы предотвратить разрушение всей стены, они перед каждым ударом смачивают ее водой. Через некоторое время дверь готова. Зорайма убирает мусор. С этого момента она может входить и выходить лишь через эту дверь. Моей дверью она больше пользоваться не будет.