Подъехав к дому, Джессика обрадовалась, увидев БМВ Джона. Это означало, что он уже вернулся из Сан-Франциско. Мы это отпразднуем, — подумала она, торопясь в дом. Отдав пальто и портфель служанке, она полетела вверх по лестнице в их спальню. — Я позвоню в ресторанчик «Спаго» и закажу столик. Мы будем пить шампанское, пока оно не польется из ушей! Мы закажем пиццу с уткой и… Ее муж стоял перед зеркалом, застегивая манжеты своей новой рубашки.
— Мы выиграли! — закричала Джессика, обнимая его за шею и целуя в щеку. — Мы выиграли дело, Джон!
— Что еще за дело?
— Латрисия Браун и я приперли Барри Грина к стенке! Черт возьми, я такая умница!
Он посмотрел на нее в зеркало.
— Я надеюсь, что это не отразится на нас никакой скандальной известностью.
Джессика вздохнула.
— Латрисия не целовала меня, если ты это имеешь в виду. Но дай мне рассказать, как я все-таки его победила!
— Ты можешь рассказать мне об этом в машине по дороге к Рэй и Бонни.
— Рэй и Бонни?
— Они пригласили нас на обед. — Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. — Ты что пила, Джессика?
— Немного шампанского. У Фреда всегда есть бутылка для таких случаев, когда мы выигрываем.
— Сколько тебе надо времени, чтобы собраться? — спросил он, глядя на часы. — Мы должны быть там через десять минут.
Джессика совсем растерялась.
— Я думала, мы отпразднуем нашу победу…
— Пожалуйста, не говори нашу. Я ни в коем случае не хочу, чтобы мое имя было как-то связано с твоими скандалами.
— Но это не скандалы…
— В любом случае, — он сел, чтобы надеть ботинки, — мы можем отпраздновать с Рэй и Бонни.
— Но я не люблю Рэй и Бонни!
— Бонни любит послушать о твоих киношных друзьях. Бог знает почему! Одевайся, Джессика!
Она недовольно посмотрела на него.
— Ну, давай, — сказал он, касаясь ее руки. — Одевайся. И надень черные брюки. Они прекрасно подчеркивают твои бедра.
— Но я хотела отпраздновать это только с тобой, вдвоем.
В голосе Джона послышалось раздражение:
— Мы можем великолепно отпраздновать это с Рэй и Бонни. Он мой друг и партнер, Джессика. И вообще, перестань, пожалуйста, думать только о том, что ты хочешь делать.
— Я не хочу ссориться с тобой, Джон, — тихо сказала она.
— Мы не ссоримся, Джессика. Просто делай то, что я тебе сказал, одевайся. Они будут волноваться, почему мы задерживаемся.
Она молча смотрела на ковер под ногами.
— Эй, — сказал Джон, подходя к ней и кладя руки на плечи. — Ты отпразднуешь свою победу, не волнуйся. И там расскажешь нам все о том, как ты сумела обвести Барри Грина вокруг своего маленького пальчика. Я готов поспорить, он не смог устоять против хорошенького личика! Ну, иди одевайся, ладно?
— Ладно, — мягко сказала она, и неожиданно все стало совсем неправильно, и Джессика не знала, как сделать, чтобы все снова было хорошо.
Париж, 1974 год.
— Привет, Беверли! Это Кристина. Кристина Синглтон, твоя сестра.
Беверли не могла поверить. Кристина? Моя сестра? Это правда?
— Наконец-то ты нашла меня, Беверли.
— О, слава Богу! — Беверли побежала, чтобы обнять ее, но там никого не было.
— Кристина! — закричала она. — Где ты? Пожалуйста, не покидай меня снова…
Беверли открыла глаза.
Над ней был расписной потолок, забавно отделанный гирляндами из ленточек и цветочков с херувимами в каждом углу. Какое-то мгновение она не могла понять, где находится. Она лежала, прислушиваясь к своему колотящемуся сердцу.
Потом вспомнила: она в гостинице. В Париже.
Беверли глубоко вздохнула. Опять тот же сон. Это все из-за звонка Джонаса Буканана вчера вечером. После двух лет безрезультатных поисков следов разведенных Синглтонов, наконец он нашел какую-то зацепку.
— Я наткнулся на старую газетную статью, — сказал он вчера, звоня из Америки, — о довольно странном случае похищения ребенка, произошедшем в 1947 году. Фамилия семьи, о которой идет речь, Синглтон. Они как раз находились в середине бракоразводного процесса, когда отец убежал с девятилетней девочкой. Их так и не нашли. Но я решил попробовать расследовать это.
Джонас рассказал Беверли, как он собирал по крупицам сведения и узнал название города, откуда был родом отец. Интуитивно, думая, что отец мог поехать туда с ребенком, Джонас отправился на поиски.
— Никаких Синглтонов там зарегистрировано не было, но я провел целый день, изучая списки учащихся школ. И обнаружил, что Кристина Синглтон была отдана в приют при небольшом монастыре. Я пытался узнать о ней что-нибудь еще, но пока матушка-настоятельница не дает мне доступа к документам. Но я не бросаю попыток.
— А что насчет отца? — спросила Беверли. — Что случилось с Синглтоном?
— Я не мог ничего узнать. Я полагаю, он умер. У Беверли был еще один вопрос.
— Вы еще не узнали, как выглядела моя сестра? Вы не нашли никаких ее фотографий?
Джонас извинился, сказав, что пока он не смог найти какие-либо фотографии Кристины Синглтон.
Как правило, Беверли не позволяла себе нежиться в роскоши, обычно по утрам она принимала душ. Но в это холодное, снежное утро в Париже, в элегантном отеле «Папильон», где когда-то останавливалась императрица Жозефина, Беверли позволила себе понежиться в горячей пенной ванне. Впереди у нее был решающий день, и ей надо быть в форме как умственно, так и физически.
Как раз когда она вышла из ванны и завернулась в мягкий махровый халат, зазвонил телефон.
Голос Кармен из Америки звучал то громко, то тихо, как прилив и отлив. Во время трехмесячной поездки Беверли по Европе Кармен звонила ей каждый день, чтобы держать ее в курсе дел дома и получать указания.
— Я изучила состояние дел у издательства «Моньюмент», как ты просила, Бев. — Ей приходилось кричать в трубку. — Ты была права. Выпуск учебников совершенно невыгоден. Они несут убытки и собираются уволить половину сотрудников. А что касается журнала, то там дела идут хорошо. Можно сказать, что последние пять лет «Секс-котята» фактически спасают «Моньюмент» от банкротства. Но сейчас, похоже, и этого недостаточно.
Пока Кармен говорила, Беверли делала пометки. Потом Мэгги расшифрует их и добавит к уже имеющимся материалам по «Моньюмент».
— Ты сказала им о моем предложении?
— Они уцепились за него с радостью.
— Тогда покупай!
Беверли все еще говорила по телефону, когда в комнату тихо вошла Мэгги, держа в руках папку и блокнот для записей.
— Как дети? — спросила Беверли у Кармен в конце разговора. Она всегда спрашивала об этом перед тем как повесить трубку.
— Все замечательно, Бев. Они хотят знать, когда вы с Мэгги вернетесь домой.
Двое сынишек Мэгги — Артур и Джо — остались с Кармен. Им было восемь и шесть лет, и они были постоянными товарищами в играх для десятилетней Розы.
— Ты можешь позвать их к телефону? Мы бы хотели с ними поговорить.
Когда Кармен сказала, что у них сейчас час ночи и она не хочет их будить, Беверли почувствовала какое-то разочарование. За трехмесячное отсутствие в Лос-Анджелесе больше всего она скучала по детям.
— Скажи им, что мы вернемся на следующей неделе. И скажи, что у меня есть для них подарки.
— Подарки! — передразнила Мэгги, открывая дверь официанту, принесшему завтрак. — Тебе придется заказывать специальный грузовой самолет, чтобы отправить все это домой.
— Скоро Рождество, — повесив трубку, сказала Беверли. — Я только купила им немного игрушек и все.
Мэгги засмеялась и покачала головой. Ей приходилось постоянно бороться, чтобы не дать Беверли испортить мальчиков.
За завтраком они обсудили дела на день. Беверли лишь слегка поковыряла одну булочку, в то время как Мэгги съела две, щедро намазав их маслом. С тех пор как она стала работать с Беверли пять лет назад, она сильно поправилась.