Легкая улыбка тронула ее губы.
— Да, все это должно быть ужасно для вас, мистер Маккей.
— Проклятья, посланные Моисеем, не сравнятся с тем, что пришлось пережить мне за неделю.
Беверли неотрывно смотрела на него. Хотя он, очевидно, приложил много усилий, чтобы выглядеть молодцом, напряжение сказывалось.
— Вы много пережили? — тихо спросила она.
— Да, мадам.
— Вы очень страдали?!
Он заморгал глазами.
— Да.
— Вы чувствуете себя одиноким и брошенным?
На его красивом лице на секунду проступил вопрос. Затем он негромко ответил:
— Да, я чувствую себя именно так, мисс Хайленд. Просто удивительно, как хорошо вы меня понимаете.
— Мне знакомы подобные треволнения, мистер Маккей. Вы, конечно же, никак не можете понять, почему и как это все случилось. Вам должно быть кажется, что мир развалился на части без видимой на то причины.
— Позвольте мне сказать вам, мисс Хайленд, — он закашлялся, — могу ли я называть вас Беверли?
Она кивнула.
— Вы можете называть меня как хотите, мистер Маккей. Когда-то вы называли меня Рэчел.
Он оторопел.
— Как, простите?
— Разве вы не помните девочку по имени Рэчел, мистер Маккей, Рэчел Дуайер?
— Я… — Он взглянул на Боннера, который непонимающе пожал плечами. — Боюсь, что нет, мисс Хайленд. Кто она такая?
Беверли заговорила еле слышно, почти отрешенно.
— Рэчел Дуайер, которую вы подобрали на дороге в Эль-Пасо тридцать семь лет назад. Вы отвезли ее в Сан-Антонио и продали в публичный дом, владелицей которого была некая Хэйзл. Затем вы заставили Рэчел сделать аборт и велели Хэйзл выбросить ее на улицу. Ну, сейчас вспомнили, мистер Маккей?
По глазам было видно, что Дэнни вспомнил. Он облизал пересохшие губы.
— Нет, не припоминаю. Она, наверное, из многих любителей сенсаций, которые собрались в одном вагоне?
— Нет, мистер Маккей. Говорю вам, тогда вы меня называли Рэчел. Я — Рэчел Дуайер.
Глаза его широко раскрылись, затем сузились в щелочки.
— Этого не может быть. Рэчел была…
— Страшненькой, да, была. Но благодаря пластической операции перестала ею быть. И у меня тогда были темные волосы.
У него пропал дар речи.
— Не можете припомнить? У меня есть татуировка на внутренней стороне бедра. Вы ее сделали. Маленькая бабочка.
— Я… — Голос его сорвался. Он взглянул на Боннера — тот, казалось, абсолютно ничего не понимал. — Я не могу взять в толк, мисс Хайленд, о чем вы говорите?
— Пожалуйста, называй меня Рэчел. Я этого хочу. По старой доброй привычке.
— Я ничего не понимаю.
— Все очень просто, Дэнни. После Техаса я уехала в Калифорнию. Сменила внешность, имя. Ну а сейчас мы снова встретились.
Беверли видела пульсирующую жилку на его шее. Он был бледен как полотно, — наконец до него дошло.
— Ты… — прошептал он. — Ты — Рэчел?
— Да, Дэнни. Столько лет прошло. А ты думал, я умерла?
— Нет, но… — Он заерзал на стуле.
— Ты совсем не думал обо мне все эти годы?
— Это было так давно. — Он сглотнул. — Надо же, Рэчел Дуайер! — Он нервно засмеялся. — Да, ну и встреча. Почему ты раньше не сказала мне об этом? Почему скрывала? Ты вкладывала столько денег и оказывала такую поддержку моему делу — могла бы сказать мне, Рэчел. — Он почти кричал. — Да, счастливый миг!
— Ты действительно так думаешь?
— Конечно. Мы снова в одной команде, как и тогда. Подумать только, ты пришла помочь мне. Благодари Бога, Рэчел. Он заставил твое сердце простить меня. Я знаю, что причинил тебе боль, принудив к аборту. Но, поверь мне, потом бросился на колени и раскаялся. Я пошел к Хэйзл, но она сказала мне, что ты ушла. И тогда я стал искать тебя.
— Искать меня? Почему ты не заглянул в Нью-Мексико, где я родилась, или в Голливуд, где я, как я тебе много раз говорила, искала свою сестру?
— Понимаешь…
— Ладно, Дэнни. — Голос ее по-прежнему был тих. — Это было так давно, и мы так сильно изменились с тех пор.
— Да, это так. Господи праведный, ты настоящая христианка, Рэчел. Простить все и прийти на помощь в тяжелую минуту.
Беверли слегка нахмурилась.
— Боюсь, ты не понял меня, Дэнни. Я никогда не прощала тебя за то, что ты сделал. И сейчас я здесь не для того, чтобы спасти тебя.
Дэнни внимательно смотрел на нее.
— Я пришла, чтобы сказать тебе кое-что, что ты должен знать.
Беверли сидела спокойно, говорила невозмутимо, уверенная в своей правоте. В ее голосе не было ни гнева, ни холода, ни ненависти. Это была женщина, неторопливо рассказывающая историю своей жизни.
— В ту ночь, Дэнни, когда ты выбросил меня из машины и оставил, истекающую кровью, умирать, ты посоветовал мне запомнить имя Дэнни Маккея. Я запомнила. И дала себе клятву, что отомщу тебе. Все эти тридцать пять лет я жила одной мыслью, что ты должен заплатить за то, что сделал со мной.