– Да, – пробормотал херр Геттенбрейт, – мы говорили Бирку, но он… Он решил, что горе им лучше переживать отдельно.
– И потому он снова женился? – уточнил Барбер.
– Да, видимо, Вероника, многое рассказала вам, – с неудовольствием сказала бабушка.
– Дело в том, что социальные службы всегда интересуются такими случаями, если девочка и дальше не будет воспитываться отцом, то вопрос об отобрании опеки над ребенком возникнет рано или поздно… – осторожно намекнул Барбер.
В таких беседах время течет быстро, а информация накапливается медленно. Барберу не удалось выудить, в каких клиниках лечилась покойная Грит. И он побоялся развивать эту тему. Тем временем, Бесси спустилась со второго этажа в сопровождении Вероники. Барбер понял, что аудиенция завершена, и более долгое пребывание в доме вызовет лишние вопросы. По дороге в офис Бесси в категоричной форме попросила Хью не вмешивать ее в свои темные делишки, ведь она просто секретарша. Пусть нанимают себе помощницу для тайных обысков чужих особняков.
– Что же ты там нашла? – спросил Хью, предвкушая интересный рассказ.
– Поскольку я не знала, что именно будет иметь значение, то просмотрела документы, которые лежали в столе дедушки. Ты мне всего полчаса выделил на это дело, так уж извини – сфотографировала, что смогла.
– Не томи, – угрожающе сказал детектив.
–Я нашла там пачку квитанций, какие-то письма, и самое интересное – платежное поручение на двадцать тысяч крон от психиатрической клиники в Эйндховене.
– Может, это платежное поручение на имя психиатрической клиники? – уточнил Барбер.
– Ты хочешь сказать, что я веду пять лет вашу идиотскую бухгалтерию, сдаю налоговую отчетность и прячу ваши доходы, не зная, что пишут в графе «получатель средств» в банковском документе? – высокомерно спросила Бесси.
– И кто там был указан? – в животе Барбера колыхнулся холодок.
– Вероника Геттенбрейт, – торжествующе сообщила Бесси.
***
Барберу ничего не оставалось, как снова прибегнуть к услугам старого приятеля – профессора Губерта Зильберштейна . С момента последней с ним встречи прошло меньше года, но материальное положение опального психиатра значительно улучшилось, за что тот не уставал благодарить невесту Хью. Юджина Майер очень помогла в том, чтобы репутация Губерта Зильберштейна была восстановлена, поэтому Барбер бессовестно пользовался консультациями этого доктора по всем сложным вопросам.
– Знаете ли, я был практикантом в этой клинике, всего полгода, – ответил Губерт на вопрос Хью о клинке «Ховенринг». – Клиника получила свое название от знаменитого парящего моста. Прибежище самоубийц. И сам мост, и клиника. Увы. Мне там не нравились доктора и методы лечения.
– Вы можете узнать мне что-нибудь о пациентке – Грит Геттенбрейт или о ее малолетней дочери Веронике? – попросил Барбер.
– Эта ваша Грит умерла в клинике или убила кого-нибудь? – спросил доктор. – Просто так вы же не будете интересоваться!
– Нет, – засмеялся Барбер, – она либо ее дочь могли там лечиться. Я просто хотел бы узнать об их пребывании в клинике. Все, что только удастся разведать.
– Я думаю, что смогу получить только самую общую информацию, – пожевал губами Губерт. – Очень уж там к документации относятся безобразно. Подчищают, подмазывают, а то и вовсе уничтожают. Лишь бы скрыть все возможные ошибки. Лицензию сложно получить, да и страховые компании не дремлют.
Пообещав связаться с Барбером на днях, доктор Зильберштейн продолжил прием пациентов, а Хью вернулся в контору.
***
Шеф Свенсон уже побывал у нотариуса семьи Геттенбрейт. Там его ждало разочарования. Ни долгов, ни особенного имущества у Грит не имелось. Наследниками являлись муж Бирк и дочь Вероника. От нотариуса шеф Свенсон направился в морг – беседу с патологоанатомом он решил взять на себя. Шеф беззастенчиво пользовался старыми полицейскими связями, а также не пренебрегал сунуть хрустящую бумажку в карман чиновнику. Размер вознаграждения зависел от наглости берущего, а патологоанатом Вернер Труус не был жадным. Распив с шефом Свенсоном бутылочку французского коньяка, Вернер подобрел настолько, что хрустящая бумажка не понадобилась.
– А какие мы дела раскрывали, друг мой… – сентиментально вспоминал былые времена херр Труус, – разве нынче преступники? Ни одного приличного маньяка за последние пять лет. А в деле Хоппена мы каждые три-четыре дня кого-то вскрывали да протоколировали. Орудовал пилой он, будь здоров! Привозят мне тело, а оно вспорото, что твоя свинья на бойне… А ты был следователем, еще не лысый, еще не пузатый…