– Да, помельчал преступник, что и говорить, зато мы посолиднели, – утер непрошеную слезу Свен.
Херр Труус прокашлялся и полез в несгораемый шкаф за нужной папкой.
– Тут вскрытия за прошлый месяц, – похлопал он по корочке. – Что не понятно – спроси. Память у меня еще светлая. Не все пропил. Хе-хе.
Свен полистал папку. Протокол вскрытия Грит Геттенбрейт нашелся сразу. Беглый просмотр документа не пролил свет на причастность бабочки к смерти Грит Геттенбрейт. Херр Труус описал, что Грит Геттенбрейт умерла от внезапной остановки сердца, коей предшествовал инфаркт левого желудочка.
– Скажи, Вернер, а могла Грит перед смертью кашлять и ощущать одышку?
– Разумеется. Это один из признаков инфаркта, мы называем его «непродуктивным кашлем», – со знанием дела отвечал приятель, выуживая из металлической баночки крупную оливку, закусывая выпитое.
– Я ожидал, что причиной смерти будет отравление ядом, – разочарованно протянул Свенсон.
– Нет, таких признаков не было, – сказал уверенно патологоанатом.
– А могло у Грит быть покраснение лица перед смертью?
Херр Труус покачал головой.
– Только наши предположения. Могло или не могло. Если давление поднялось – могло быть. Могло быть покраснение от лекарственных препаратов. При вскрытии я ничего не видел. Никаких изменений кожных покровов.
Свен продолжал читать немногословный протокол. Он заметил, что в крови умершей были обнаружены нифедепин и атропин. Свенсон ткнул пальцем в заинтересовавшую его строчку.
– Нифедепин, – менторским тоном сказал патологоанатом, – это препарат для сердечников. Расслабляет сердечную мышцу, способствует устранению ишемии, снижает давление в легочной артерии
– А атропин? – спросил Свен, – я думал, что это капли такие глазные.
– Эх ты, – покачал головой Труус. – Это блокатор холинорецепторов. При брадикардии его назначают. Ну, тоже сердечникам. Кстати, он может вызвать покраснение лица при определенных дозах.
***
Свен довел информацию до подчиненного, снабдив рассказ сильным запахом дорогого коньяка. Хью был недоволен, версия о насильственной смерти рассыпалась на глазах. Воздействие яда насекомого также исключалось. В эту картину прекрасно ложились и случайно залетевшая на террасу бабочка и покрасневшее от лекарств лицо Грит перед смертью. Но перечисление крупной суммы из психиатрической клиники на счет малышки не укладывалось в идиллическую картину. Оставалось дождаться информации от доктора Зильберштейна.
Знакомый психиатр не заставил ждать себя слишком долго и позвонил уже наутро. Хью примчался в его частную клинику, надеясь хоть на малейшие подробности, на какую-то зацепку.
– Скажу сразу, что Вероника Геттенбрейт никогда в клинике «Ховенринг» не лечилась, к тому же там вообще нет детского отделения. А вот ее мать лечилась там четыре раза, первый раз после неудачного аборта, затем еще трижды. Она страдала шизофренией, бредовым расстройством, виня себя в смерти нерожденного ребенка. В общем, типичный случай.
– Женщина умерла от инфаркта, – сообщил Барбер удрученно, – никаких ядов не обнаружено. Только наличие в крови лекарственных препаратов, назначаемых при болезнях сердца. Какие-то нефидепин и атропин.
Доктор Зильберштейн хмыкнул и предложил Баберу чашку чая и карамельку из вазочки.
– А знаете ли вы, мой юный друг, – с видимым удовольствием на лице начал доктор, – что атропин не принимают для предотвращения инфаркта? Вернее, его прием возможен, например, при снижении частоты сердечных сокращений, то есть при брадикардии. Вам об этом лучше расскажет любой кардиолог. А вот в психиатрии атропин применяли… и это интереснейшая история.
Барбер весь обратился в слух.
– Лет пять назад был скандал с применением атропина в одной из антверпенских клиник. Польза от препарата незначительная – общее расслабление мышц, снижение давления, а вред – огромнейший. При постоянном приеме препаратов атропина изнашивается сердечная мышца, к тому же атропин плохо выводится из организма.
– Иными словами, атропин ухудшает состояние больного со слабым сердцем? – спросил Хью, видя радость доктора, нашедшего зацепку.
– Именно так! К тому же есть масса вредных последствий в виде непереносимости лекарства. Причем, непереносимость в малых дозах не так вредна. Ну, покраснеет кожа, ну… рвота. Крупные дозы могли быть опасными. В 1970 году психиатры повсеместно отказались от атропина, заменив его более дорогими и менее вредными препаратами. Об этом даже было соответствующее решение.
– А в клиниках, где контроль ослаблен, пациентов могли пичкать этим лекарством. Да еще и дома лечение продолжалось… – предположил Барбер.