Бабуля
Бывало, приедешь в деревню, ай… хорошо! Просторно –то как, и воздух тебе свежий, и зелень кругом, если летом состоялась твоя поездка. Речка, с водою такой прохладною, что нырнешь, аж жить хочется и детские годы свои вспоминаешь сразу, как у бабушки любимой по утрам молоко парное пил, да пирожками с вареньем домашним прикусывал.
А как с дедом на рыбалку ходил карасей ловить. Корчагу закинешь где-то у берега да привяжешь ее к ветке по – крепче, а на следующий день, там уже целый выводок разных рыбок, от мала до велика. На арбузные корки и мякиш хлебный поналезут, а назад никак.
Но, если ты ребенок воспитанный и жалостливый, то конечно, отпустишь потом рыбок, назад. А ловил ты их только забавы ради, чтобы поглядеть, сколько же там их будет да какие они, вот, чтобы рядом глянуть.
А вот если дрянной ты, то конечно, замучишь их до смерти да и выкинешь или коту или так, на землю. Они потом и лежат, тухнут и воняют. Часто я видела такие дела в деревнях. Черта на таких не хватает, так и хотелось палкой по хребту-то надавать.
Ой, а зимой сколько радости в деревне! Сугробы какие наметет, так и замки делать можно, выкопаешь где больше намело, где выше, вход в замок, пророешься вглубь, главное, не сильно рыть, чтобы не упало все. Вот и домик получается. С виду, глянешь, дырки да и только в сугробах, но нет! Это замки наши, а внутри ты и столы и стулья со снега делаешь, еще воду таскаешь, чтобы ей снег мочить, а иначе никак не слепить, да.
Речка сильно промерзнет, ты на коньки и вперед кататься, падаешь правда, и больно потом, но это иногда и не замечаешь за смехом и радостью, особенно если народу много. А еще лучше, когда у речки есть пригорок, так ты снег накатаешь, чтобы горка получилась, так же ее водой обольешь, для лучшего скольжения и ну, давай кататься с горки да потом еще по обледеневшей речке, ой, далеко катишься. Потом только идти долго назад. А если санок нет, не беда, то бутылку сомнешь пластиковую из под кваса или пива. Были и листы железные тонкие от холодильников или фанерки тонкие, водой ее с одной стороны обольешь, ту что катиться будет вот тебе и ледянка. Некоторые даже не листах духовочных катались ,на тех, которые в духовку кладут с пирожками.
Эх, здорово в деревне и летом и зимой, не важно. Сама атмосфера уюта и простоты, дружелюбия такого. Все на столько просто и понятно, что ты не думаешь, от куда человек и зачем живет. Он просто живет. Главное, что одет, обут и сыт. И вот оно счастье, в мелочах и эмоциях. В простой радости. Детского восторга от родительской любви и теплоты бабушкиных рук и дедовских рассказов.
Но у меня этого не было.
Сиротам не суждено испытать на себе подобное счастье. Наверное, даже щенки, которых рано от суки забрали и те больше любви видели в своей жизни чем я. Мамка моя, только родив, тут же бросила меня к соседке под забор. Весной кажется. Гулящая была, говорили, что красивая.
Тетка Катька, которой она меня подкинула, потом рассказала мне все как на духу.
« Я говорит, еще давно заприметила, что пузо на лоб лезет, да только мамка твоя все отнекивалась, мол, располнела, лежу много и ем много, вот пузо и наросло. Но где там уж, пузо. Я виды видала и на снастях девку сразу вижу. Говорила я ей, к врачу хоть сходить, но она ж хрен! Не пойду говорит, не зачем мне! А потом, когда уже и не скрыть было, пришла ко мне и ревет. А я ей, чем помогу, расти говорю, чего уж тут? Про папку спрашивала, молчит, как рыба и все тут»
А потом, тетка Катька нашла меня под забором у себя, когда вышла белье развешать от стирки.
«Вешаю тряпки-то и вдруг слышу, пищит кто-то, да так тихо-тихо. Ну, думаю, опять сука ощенилась где-то под бочками, которые у самой калитки у меня стоят. И не виду ухом-то, щенок же, пусть себе пищит. А время было, весна же, лед где, а где и грязь уж была. Я белье –то развесила, да думаю, надо же посмотреть, жалко стало щенков-то. Я давай лазит под этими бочками. А сама со старости понять-то не могу, где, кто пищит –то. Думаю, выйду аз калитку да от туда гляну за бочки, может она прямо у забора дыру вырыла. Батюшки! Вышла я и гляжу, под лавкой –то, где мы сидим, сверток - одеяльце потрепанное, в комке валяется и от тудова –то и пищат. Я тряпье подняла, а там, ха, ребятенок лежит. Синюшная ты уже была, думала, помрешь! Видно, давно уже лежала, и я еще дура старая, сразу –то не сообразила, что да как. Все думала, щенки же»
Вот тетка и отнесла меня в медпункт к Клавдии Петровне, фельдшеру. А в том селе больше беременных, кроме мамки моей, не было. Они и сложили дважды два. Она кстати, сразу же пропала после этого. Больше ее в селе не видели.
А меня еще долго лечили от болезни какой-то. Видно, настыла я.
Меня потом в приют определили. Вот и текло мое детство в приюте. Не сладко там, ой не сладко. Престранная я была, говорили мне всегда. То косая, то кривая, не разберешь их.