Я думал, что пацан — это «под-Сан», как подсвинок — это маленький свин.
А мама с папой хохотали над Катей и все повторяли и повторяли новые для меня и сестренки слова: «Колоссально!», «Потрясающе!» И пересказывали всем гостям с великой гордостью тот эпизод возле снежной горки. «Повтори, повтори для Олимпиады Васильевны, Катюша!» Катя выкрикивала задорно: «Я женщина!» — и, зардевшись от смущения, утыкалась лицом в мамину юбку.
Мы с Катей сразу полюбили эти богатые на вкус, раскатистые слова — «колоссально» и «потрясающе», стали говорить их к месту и не к месту. И даже поделили между собой, кто из нас кто: Катя получила прозвище «Колоссально», а я — «Потрясающе».
Глядя на нашу неразлучность с Катей, бабушка говорила мне:
— Что у людей бывает, то и нас не минует. Вырастешь ты, Санёга, встретишь свою зазнобу и будешь ты с ней неразлучен.
— А зазноба эта — она какая из себя, она красивая будет? — спрашивал я, стараясь поверить бабушкиным пророчествам.
— Красивая, конечно, — отвечала бабушка уверенно. — Сейчас некрасивых нет, все красивые. Это раньше были рябые да кривые, когда оспа ходила. А теперь оспы нет, и рябых нет.
— Рябые — это от оспы, да, бабушка?
— Да, Сашуля, от оспы.
— А кривые от чего?
— От того, что каждый день печку топили, да сызмальства, вот и попадет, случалось, мальцу искра в глаз, и готово дело — окривел, — говорила бабушка, словно о самом что ни на есть обычном пустяке, словно о царапине какой-то.
Насчет Кати я, в общем, стал сомневаться: а подходит ли она мне в жены? Катя была на целый год старше — на це-е-лый год, а это — бесконечная зима, весна, потом — лето, осень дождливая… Это сколько всего случится, это жизнь целая!
А принцы из книжек с картинками были одного возраста с принцессами, а то и постарше. Нет, все-таки, наверно, не подходит мне Катя, она раньше меня большой станет.
Я стоял как-то задумчивый, пытливо разглядывал картинку на стене в детской комнатке, про которую взрослые говорили, что это — «Иван Царевич на серой «Волге»». Тогда по городу уже ездили две-три новых машины «Волга», они были больше, чем «Победа», и тоже округлые, и были они именно серыми. Ехали степенно, чуть раскачиваясь от собственной величины и значимости. Я мечтал, что, когда вырасту, накоплю денег на машину, и это обязательно будет серая «Волга».
На картинке за стеклом я видел красивого дяденьку в золотой одежде, с мечом в ножнах — на отлете, а к груди его приникла девушка в старинном платье с узорами, с закрытыми глазами и распущенными волосами. И ехали они вдвоем на большущей серой собаке, а вовсе не на «Волге». Хотя мог бы царевич и «Волгу», наверное, купить. Я же смогу, когда вырасту, а царевич уже большой. И денег ему копить не надо, он же царевич. Почти царь. Где же его «Волга»?
«Наверное, в гараже стоит, — думал я. — Они приедут в гараж на собаке и пересядут в «Волгу», а на «Волге» уже поедут в загс. Тогда все понятно».
Но, конечно, не отсутствие машины на картинке смущало меня больше всего. А то, что девушка была возрастом под стать царевичу, а мама говорила, что даже младше его.
В тот же год я начал читать урывками самую толстую мою книжку — «Дети капитана Гранта», и окончательно убедился: что-то в моих планах насчет женитьбы на Кате не так. Ведь Роберт Грант, которому четырнадцать, даже и не думал жениться на своей шестнадцатилетней сестре Мэри — наверное, потому, что она даже не на один, а на целых два года его старше. И Мэри выходит за капитана Джона Мангльса, который сильно взрослее их обоих, и брата, и сестры.
И вывод был сделан безжалостный: нет, Катя моей женой быть не может. Вон, папа, например, на пятнадцать лет старше мамы: я затвердил, что маме — тридцать, а папе — сорок пять, и говорил это всем без запинки.
Я долго не сообщал об этих своих выводах Кате, боясь ее обидеть.
Кстати, о той прогулке, когда Катя во всеуслышание объявила, что она — женщина. О, непростая была эта прогулка, не праздная, как говорила бабушка! Мы все вместе (и бабушка, само собой) торжественно отправились тогда, ранней-преранней весной семидесятого, в микрорайон, чтобы посмотреть на самый первый в Егорьевске девятиэтажный дом, строительство которого наконец-то подходило к концу. До этого я видел вблизи многоэтажный дом только один раз — в книжке с картинками под названием «Приключения Пифа», там забавный песик Пиф строит себе высотную конуру. Но в этой конуре все равно было только шесть этажей, а не девять.