— Коленки в кровь изгваздала. Шрам на всю жизнь останется.
— И что с того?
— Она же девочка. Это парня шрамы украшают. А тут на самой коленочке метка. Все ножки испортила, самую красоту. Может, попробовать заговорить, чтобы следа не осталось?
— Я те заговорю. Пусть так живёт.
Девчонка, похныкивая, похромала к парадной.
— А теперь слушайте, жалостливые мои, — неожиданно жёстко объявила добрая бабушка. — Девонька, сами видели, красотуля. А вырастет, станет красавицей всем на загляденье. Плюс мамашка — дура, пошлёт на конкурс красоты. Какое она там место займёт — не знаю, но с этих конкурсов прямая дорога в красивую жизнь. Скурвится наша девочка или нет — не мне судить. Но появится у неё шикарный бой-френд с крутой иномаркой. А лапушка наша, сами видели, рисковая. Сейчас она отделалась падением с качелей и царапиной на коленке, а если бы мы её подстраховали или подлечили, то на машине она гробанётся до смерти и бой-френда с собой захватит.
— Легко тебе, когда умеешь будущее проницать…
— Не скажи. Мне только чужая смерть открыта, да и то, когда она насильственная. А в остальном меня ещё больше зажимают, чем вас. Начальство зверствует… да вы сами понимаете.
Все три пригорюнились, вспоминая любимое начальство. У каждой оно было своё, но вспоминалось одинаково.
— Эх, на пенсию бы… — вздохнула крашеная в голубой цвет.
— Девки, хватит ныть! — остановила подруг добролицая. — Тут настоящая работа намечается.
Виновника обнаружили сразу. Обычно дети помладше являются на площадку со своими игрушками, но тут же их бросают и вцепляются в чужие. Оно и понятно, незнакомые игрушки интереснее. Лишь изредка встречаются индивидуалисты, играющие только личным имуществом, но в их действиях всегда видно влияние семьи. Однако на этот раз на площадке объявился четырехлетний уникум, который, как и полагается, развлекался чужими игрушками, но за своим добром: ведёрком, совком, самосвалом на верёвочке… — следил строго, чтобы никто на них не смел посягнуть.
Дети трёх и особенно четырёх лет обычно прекрасно умеют разговаривать, но послушайте, на каком волапюке общаются они между собой. Даже такие популярные слова, как «да» и «нет» у них отсутствуют. Словарный запас ограничивается терминами: «дай», «на» и «моё». Причём слово «моё» выучивается раньше других. Объект, привлекший внимание трёх старушек, этим словом владел в совершенстве, но даже его частенько предпочитал не произносить.
К владельцу сокровищ приблизился его ровесник и потянул за верёвочку бездельно стоящий самосвал. Не сказав дурного слова, ограбленный саданул подошедшего совком по лбу.
Пару поколений назад детские лопатки и совочки были жестяными и могли нанести чувствительную травму. Времена сменились, удар по лицу пластиковым совочком физического вреда не приносит, и может расцениваться разве что в качестве пощёчины. Ударенный не заплакал, он, скорей, был удивлён.
Инцидент мог бы остаться незамеченным, если бы не всевидящие старушки. Невысокая покинула насиженное место и подошла к песочнице.
— Что ж ты делаешь, мальчик? — голос бабушки излучал ласку и заботу. — Ведь ему больно.
Воспитуемый поднял прозрачный взор и доказал, что говорить он умеет, коротко произнеся одно слово:
— Дура!
— Пойми, — продолжала увещевать воспитательница, — других нельзя обижать.
Видя, что слова бесполезны, четырёхлетний собственник перешёл к действиям. Он набрал совок песка и метко швырнул его в лицо старухе. Лишь какая-то случайность уберегла близорукие глаза от того, чтобы их напрочь запорошило песком.
— Я вижу, ты не понял, — резюмировала бабушка. На этот раз голос её был жёсток.
Неведомо откуда в руке возник прутик барбариса, которым старуха стегнула неслуха по попке. Конечно, мягкие части были прикрыты колготками и шортиками, но колючки у барбариса такие, что никакие шорты не спасут.
Дикий рёв наполнил площадку.
— Понял теперь, как бывает больно другим?
В следующее мгновение перед экзекуторшей выросла разъярённая мамаша. Вряд ли она успела разглядеть колючий прут, который исчез также мгновенно, как и появился, но ей было довольно, что чадо плачет.
— Ты что себе позволяешь, мерзавка? А ну вали отсюда к чертовой бабушке!
— Вы хоть следите за ребёнком? Видите, что он делает?
— Что бы ни делал, это не твоё собачье дело! Он ребёнок и имеет право, и ты к нему не суйся, иначе раскаешься!
К этому мгновению сквозь рёв четырёхлетнего младенца прорвалась членораздельная жалоба, и родительница, и без того озверевшая, попросту взбесилась.