Гриша пересел чуть подальше, уступая место Тасе.
– Лариса, принеси-ка мне альбом, – попросила Мария Дмитриевна свою внучку.
– Может, сначала чай попьем? Я уже чайник нагрела,– предложила Лариса.
– Чай потом выпьем. Все равно Коли с Мишей пока нет. Неси альбом.
Лариса нервно завязала резинкой косичку, встала, подошла к серванту и достала оттуда слегка запыленный старый альбом.
Альбом был настоящей реликвией и гордостью семьи Одинцовых. Правда, понимала это только Мария Дмитриевна. Николай и Лариса равнодушно относились к своим знаменитым предкам и редко рассматривали этот альбом. А там хранились черно-белые дореволюционные фотографии их родственников, в жилах которых текла дворянская кровь.
Тася села возле Марии Дмитриевны. В этот момент она не ощущала никакого смущения, ей хотелось поскорее посмотреть фотографии и послушать истории о своих родственниках. Перед тем, как открыть альбом, Мария Дмитриевна сказала Тасе:
– Начиная с середины девятнадцатого века род Одинцовых был уважаемым и знатным. Твой предок Николай Одинцов служил в морской пехоте. Во время войны с турками он проявил себя как храбрый, волевой и талантливый полководец. Благодаря его таланту отряд, в котором он служил, одержал победу. За верную службу, героизм и заслуги перед родиной был награжден государем княжеским титулом и земельным наделом. С тех пор Одинцовы стали знатными и богатыми. Я плохо знаю историю наших давних предков, которые служили при царе. Елизавета Федоровна, моя бабушка, рассказывала мне эту историю, но я тогда была маленькой и почти уже ничего не помню. Поэтому расскажу только о последних поколениях Одинцовых.
Мария Дмитриевна открыла альбом. На первой странице Тася увидела очень старый, потертый портрет красивой, статной молодой женщины.
– Вот это Елизавета Федоровна, твоя прапрабабушка, которая также принадлежала к знатному роду. В двадцать лет она вышла замуж за Одинцова Владимира Николаевича.
С фотографии на Тасю смотрела молодая красивая женщина, одетая в светлое платье. На голове у нее была шляпа с широкими полями, украшенная фиалками. Шею оплетали бусы из белого жемчуга. Женщина сидела, облокотившись на маленький круглый столик, рука как бы тянулась к щеке. Тася смотрела на портрет. «Какие тонкие черты лица, какая она красивая…» – подумала она. Взгляд женщины был очень нежным. Глаза излучали счастья, а лицо украшала легкая улыбка. Безусловно, Елизавета Федоровна была настоящей красавицей-аристократкой.
– Мария Дмитриевна, – обратился Гриша, – Мне кажется, что Тася очень похожа на Елизавету Федоровну! Смотрите, одно лицо, только Елизавета Федоровна тут постарше.
– Я сразу же это заметила, как только увидела Тасю. Действительно, очень похожа, – всматриваясь в лицо внучки, тихо произнесла старушка. Сказав это, Мария Дмитриевна смахнула слезы с дрожащих на ресниц.
Тася ничего не ответила, она улыбнулась, продолжая заворожено рассматривать портрет прекрасной женщины. Мария Дмитриевна продолжила.
– Они переехали в этот поселок. Владимир Николаевич построил для семьи прекрасный особняк. Практически все здешние территории принадлежали ему. Елизавете Федоровне очень нравились вербы. Она рассказала об этом мужу, и дедушка приказал посадить вокруг озера и по всей территории поселка ивы и вербы разных сортов. Он очень любил жену. Также дед благоустроил здешние дороги, построил школу для сельских детей, открыл бесплатную больницу и дом для престарелых людей. Его уважали и любили за щедрость и справедливость. Во время первой мировой он дослужился до чина генерала. У них родился сын – Митя. А вскоре началась гражданская война. – После этих слов Мария Дмитриевна сделала паузу. Она сняла свои очки и вытерла глаза. – Дедушку расстреляли. Поговаривали, что большевики, уважая его прежние заслуги, даже предлагали ему почетную должность, если тот перейдет на их сторону. Но Владимир Николаевич отказался от такого предложения и поплатился за это жизнью.
Мария Дмитриевна перевернула страницу альбома. На обороте была фотография, где Елизавета Федоровна держала на руках маленького сына. Эта фотография значительно отличалась от той, что была на первой странице. Лицо женщины уже было не нежным, а каменным, очень гордым и почти черным. Вместо светлого платья и красивых украшений на ней было простое черное длинное одеяние. Весь ее мрачный вид говорил о тяжелом периоде жизни, когда она осталась одна с сыном на руках.
– Это бабушка уже после ареста мужа. Она мне рассказывала, что большевики, радуясь полученной власти, подожгли их усадьбу. Вот эту, в которой мы сейчас живем. А поджег дом бывший их конюх, который стал служить в красной армии. Как-то он язвительно заявил бабушке: «Ну что, Ваша Светлость! Пойдете ко мне в прачки? Нет у тебя больше защитника твоего, мужа! Дом, который он для тебя построил, теперь принадлежит мне! А ты вместе со своим отпрыском отправишься в ссылку вслед за муженьком». Скотина глупая! Дом, конечно, жалко было, но бабушка всегда говорила, что за имуществом она никогда не переживала и не плакала, несмотря на то, что у нее отобрали все фамильные драгоценности и ценные вещи. Она всегда считала, что вещи служат людям, а не люди вещам, И если ты что-то потерял, даже очень дорогое, не стоит переживать. Все наживное. Когда большевики пришли в дом, она ничего не прятала, все отдала. А утешение находила в сыне и на озере в окружении ив, которые посадил для нее муж. – Мария Дмитриевна замолчала и погладила фотографию своей бабушки.