«Тебе не кажется, что везти ребенка в эту деревню да еще и на похороны — идейка так себе?» — спросила у него жена, когда он собирал вещи. «Это не деревня, а город, — неуклюже оправдывался он. — Всего-то четыреста километров от МКАДа». — «То-то же ты туда так часто ездил».
«Действительно, почему я целую вечность здесь не появлялся? — думал Сергей, глядя на свое мальчишеское лицо на фотографии за стеклом румынской мебельной стенки. — Бабушка ведь меня ждала. Не могла не ждать».
— Пап, а мы сходим сегодня в «Макдональдс»? — спросил Матвей.
— Ты на время-то смотрел? Почти двенадцать ночи. Спать пора.
— Не хочу спать! — надулся мальчик. Он выспался за четыре часа езды на заднем сиденье папиного авто премиум-класса.
— Завтра трудный день. — Сергей никогда не повышал на сына голос, но и капризам не потакал. — Сейчас перекусим — и на боковую, капитан. А завтра пойдем в «Макдональдс».
«Если он вообще есть в этой дыре».
— Утром пойдем? — Матвей мигом перестал дуться и заулыбался.
— Нет, после бабушкиных похорон. Яичницу будешь? — Сергей всегда мастерски переводил разговор с ребенком на безопасные рельсы.
— Ага.
— Тогда мой руки, переодевайся в пижаму, а я пока приготовлю.
Матвей вприпрыжку побежал в ванную, а Сергей еще раз осмотрелся.
Покрытая пылью вычурная люстра с висюльками. Стеклянные окна в трухлявых рамах, желтые полоски бумаги вдоль щелей. Телевизор «Горизонт», пылесос «Буран». Засаленная гладильная доска с тяжеленным допотопным утюгом. Все осталось прежним.
За прошедшие годы бабушкин запах загустел и вобрал в себя новые нотки — лекарств и застоялой мочи. Наверное, бабушке было трудно за собой ухаживать в последнее время…
Он заглянул во вторую комнату — ту, что когда-то принадлежала ему. Письменный стол с ящиками, стул, платяной шкаф, кровать, линялый палас, посеревшие тюлевые занавески. Бабушка ничего здесь не меняла. Даже покрывало на кровати то же, что пятнадцать лет назад.
В квартире была еще третья комната — «недокомната», как иногда называла ее бабуля. Чулан. Тесное помещение без окон в хрущевских двушках, куда маленькие семьи складывали барахло, а семейства покрупнее селили своих стариков. Бабушка убирала туда сезонную одежду. Куртки, пальто, костюмы висели на перекладине; позади — тесный пустой промежуток, а за ним стена.
По крайней мере, так ДОЛЖНО было быть.
Здесь же комод, который бог знает как удалось втиснуть в эту кладовку. В детстве он казался Сереже необъятным. В нем бабушка хранила все, что не влезло в румынскую стенку, — в основном всякую мелочь.
Сергей вернулся в зал, подошел к белой двустворчатой двери, ведущей в чулан.
Взялся за холодную ручку.
Но поворачивать не стал.
Он отправился в кухню готовить сыну ужин.
В холодильнике обнаружилась нехитрая пенсионерская снедь — початая четвертинка черного хлеба, кастрюля макарон да упаковка дешевых сосисок. Он вывалил все это в мусорное ведро и достал еду, что купил в круглосуточном супермаркете на въезде в город, — десяток отборных яиц в скрипучей белой коробочке, душистый бекон, дорогой нарезной хлеб, упаковку апельсинового сока, красные яблоки, по пачке чая и кофе.
Супруга не одобряла яичницу с беконом, особенно для ребенка — мол, вредит сосудам.
— Пусть это будет наш маленький секретик на сегодня, — пробубнил Сергей себе под нос. — Кстати, надо ей позвонить.
Он вызвал жену с помощью голосового помощника. Доложил, что все в порядке. Да, в полном. Да, Матвей нормально перенес дорогу. Да, сейчас будем ужинать. Овсянку, как и обещал. Целую, пока.
Он уложил Матвея в свою детскую кровать, а сам устроился полулежа в большом мягком кресле под навесной книжной полкой. Прикасаться в дивану, на котором умерла бабушка, совсем не хотелось.
Он мысленно перечислил все, что нужно было сделать на следующий день. Проснуться рано утром. Съездить в морг, завершить оформление документов. Собрать у подъезда желающих проститься (наверняка только соседи) — это в десять. Потом кладбище. Поминки — прямо там, у свежей могилы. И все. Унылые посиделки в задрипанной столовке с полузнакомыми людьми — совсем лишняя затея.
Сергей подошел к румынской стенке, взял увесистый механический будильник. Должно быть, он остановился чуть позже бабушкиного сердца: полного завода обычно хватало на сутки или чуть дольше, бабуля заводила каждое утро. Сергей с содроганием вспомнил адский дребезг этой хреновины. Мертвого из могилы подымет.
Он завел будильник, перевел стрелки, настроил звонок.
Уселся в кресло, укрылся шотландским пледом, что прихватил из дома. Слушая по-деловому чеканное тиканье, стал дожидаться, когда Матвей в соседней комнате засопит. Раз за разом он окидывал взглядом затхло-уютную, по-своему милую обстановку бабушкиного жилья. Вдыхал застоялый запах, которого не перебил даже пахучий заморский бекон.