– Это ты, дружок? – спросил викарий при виде моего взволнованного лица.
– Он самый, – ответил учитель. – Настоящий осел!
– Ваш осел очень хорошо играл, – со смехом сказал викарий. – Но скажи мне, мальчик, откуда ты взял этот мотив? Он меня поразил, но я не знаю, откуда он.
– Из моей головы, – ответил я с уверенностью.
– Он у меня явился в горах.
– И еще другие мотивы у тебя не являлись?
– Нет, это случилось в первый раз в моей жизни. – Однако…
– Не обращайте внимания, – перебил органист. – Он сам не знает, что говорит. Просто припомнил чье-нибудь сочинение.
– Возможно, но чье?
– Вероятно, мое. Сколько мыслей бросаешь на ветер, когда сочиняешь! А первый встречный соберет крохи.
– Ну, знаете, этих крох вам не следовало бы бросать, – не без лукавства заметил викарий. – Им цена немалая.
Обращаясь ко мне, он добавил:
– Приди ко мне завтра после ранней обедни. Я тебя проэкзаменую.
Я пришел, как мне было велено. Викарий имел время навести необходимые справки. Моего мотива он нигде не нашел. У него был хороший рояль, и он заставил меня импровизировать. Сначала я конфузился и ничего не мог сыграть. Но потом мысли мои прояснились, и викарий остался мной так доволен, что послал за господином Жаном и попросил, чтобы тот обратил на меня особое внимание. Он тонко намекнул, что будет платить за мои уроки. Господин Жан освободил меня от работ на кухне и в конюшне, стал лучше обращаться со мной и в несколько лет научил меня всему, что сам знал. Мой покровитель убедился, что я могу пойти дальше и что «осел» прилежнее и способнее своего наставника. Он послал меня в Париж, и вскоре, несмотря на свой юный возраст, я уже в состояний был давать уроки и выступать в концертах.
Однако я не собирался рассказывать вам историю всей моей жизни; это было бы слишком долго. Вы теперь знаете то, чем интересовались, а именно: как сильный испуг после опьянения пробудил во мне дарование, которое чуть не было задавлено грубым и небрежным учителем. Тем не менее я свято чту его память. Если бы не его нелепое тщеславие, которое подвергло риску мою жизнь и мои душевные способности, все то, что таилось во мне, не выплыло бы наружу. Безумное приключение в горах пошло мне на пользу, но оно оставило во мне какую-то болезненную нервность. Иногда, импровизируя, я как будто слышу обвал над своей головой и чувствую, как у меня руки страшно вырастают. Это длится только минуту, но все-таки мне не удалось окончательно излечиться, и, как видите, не помогло даже время».
– Чем же вы объясняете мнимое расширение рук и те страдания, которые вы чувствовали незадолго до обвала? – спросил доктор, когда маэстро окончил свой рассказ.
– Я думаю, что на воображаемой клавиатуре росла крапива или терновник, – ответил маэстро. – Видите, друзья мои, эта история полна символов. Будущность открылась передо мной во всей полноте, иллюзии, треск… и тернии.