Сиерра очнулась у догоревшего дома на площади Гриммо. От старинного особняка Блэков остались лишь руины и обуглившиеся разрушенные стены. Крыша выгорела дотла, а те конструкции, на которых она держалась, обвалились и пробили черный, словно уголек, пол. Сиерра подумала, что в этом сне зима, но вскоре догадалась, что совсем не снег опускается на старую брусчатку: в воздухе, словно в медленном танце, кружились хлопья пепла. Сиерра протянула ладонь, и те стали собираться на ее руке, подобно снежинками, но они не таяли, а все больше кучковались, пока девушка не сжала ладонь. Сухой серый пепел раскрошился сквозь ее пальцы на крупицы и посыпался вниз. Удушливо пахло гарью и сожженными заживо телами. Сиерру чуть не вырвало, но она закрыла глаза и задержала дыхание, убеждая себя, что все это нереально.
Темная незаметно подошла к ней вплотную: бесшумно и грациозно, словно дикая кошка, приметившая свою жертву на охоте. Она обошла Сиерру по кругу, присматриваясь и изучая, и остановилась позади.
— Ты слабая, — заключила она, склонив голову вбок. — Только в детских сказках добро и свет сильнее, на деле же это величайшая слабость.
— Неправда, — машинально ответила Сиерра, застыв на месте, словно скульптурное изваяние. — Свет всегда разрезает тьму на безжизненные лоскутки. Как минимум, это физические свойства.
Темная засмеялась, и от ее грудного, пропитанного ядом, смеха Сиерра вздрогнула.
— Этому вас учат в Гриффиндоре? Как мне было тошно находиться в твоей голове все это время среди постулатов о благородстве, верности, храбрости и чести… — Она сплюнула себе под ноги. — Меня тошнит от этих розовых соплей и лицемерия!
— Кто ты? — почти шепотом спросила Сиерра.
Темная не улыбнулась, лишь придвинулась ближе и прошептала, касаясь губами уха девушки:
— Все называли это тьмой внутри тебя. Как там? — Она отстранилась и пощелкала пальцами. — Что, темная сторона все-таки побеждает?
Сиерра вздрогнула, будто ее ударили током, вспомнив тот самый ехидный тон Перси.
— Ты никогда не задумывалась, почему был самый честолюбивый и прогнивший из Уизли? Почему высокомерный и эгоистичный Розье?
Темная усмехнулась и грациозно обогнула Сиерру, встав прямо перед ее лицом. Черные, полные ненависти, глаза против серых — пронизывающе-холодных.
— Особенно Розье, — улыбнулась та. — Потому что ты знаешь, что не заслуживаешь кого-то получше. Кого-то светлого, доброго, честного и умеющего любить всем сердцем. Ты заведомо выбираешь людей с угольком вместо сердец.
Темная ловко подхватила небольшой уголь с земли и подбросила его вверх. Сиерра против воли наблюдала, как зачарованная, пока он слишком медленно опускался обратно в ладонь ее точной копии.
— И что тебе нужно? — хриплым голосом спросила Сиерра. Темная улыбнулась.
— Твое место.
Сиерра не успела осмыслить услышанное, как Темная сдавила ее горло своими тонкими пальцами, а длинные черные ногти, больше похожие на когти, остро впивались в кожу. Девушка задыхалась и из последних сил пыталась оттолкнуть ее, но та была гораздо сильнее — будто бы совершенно непобедима и неуязвима.
Когда из глаз потекли слезы, а воздух беспощадно ускользал из легких, Сиерра очнулась. Она резко распахнула глаза и стала изо всех сил хватать ртом живительный воздух, и только после этого осознала, что ее ослабевшие пальцы хватаются за собственное горло.
— Что за черт, — прошипела она и включила свет.
У стены напротив стоял небольшой комод с зеркалом, и Сиерра, чуть не запутавшись ногами в одеяле, ринулась к нему. Она с ужасом смотрела на свое перепуганное отражение, взгляд которого цеплялся за лиловые следы на шее от пальцев. От собственных пальцев. Сиерра шумно выдохнула и осмотрела руки: кое-где под ногтями запеклась кровь в подтверждение того, что отныне она опасна даже для себя самой.
С этой злополучной ночи Сиерра старалась не спать. Она вливала в себя литры бодрящих эликсиров, и поначалу это правда работало: продуктивность значительно повысилась за счет дополнительного времени для работы и поразительной остроты ума. Сиерра чувствовала себя гораздо спокойнее и будто бы могла свернуть горы. На собраниях ордена она блистала гениальными идеями, десятками килограммов поставляла взрывающиеся зелья для борьбы с пожирателями и чувствовала себя так, будто выпила Феликс Фелицис.
Ее внезапная заинтересованность была на руку всем: более осведомленная часть членов совета сочли это попыткой доказать, что она все же выбрала правильную сторону, но Сириус с каждым собранием становился все более хмурым. В конце очередного он все же смог поймать дочь прямо у выхода. Она скрестила руки на груди и вопросительно вскинула брови.
— Что с тобой происходит?
— А что со мной? Я работаю на благо великого Ордена Феникса, тружусь во славу победы над диктаторским режим его величества Темного Лорда.
— В твоем голосе столько яда, что можно сцедить и убить всю армию пожирателей, — хмыкнул Сириус.
— А чего ты ожидал? Что я скажу спасибо? Уж прости, благодарности не испытываю.
— Сиерра, я не хотел этого, но выбора не было. Ты же сама понимаешь, как это опасно!
— Вы все так переживаете за Гарри, будто он волшебное оружие против этого ублюдка! — вспыхнула Сиерра. — Я, конечно, тепло отношусь к Гарри, но может хватит уже играть другими людьми и их судьбами из-за этого?
— Ты хочешь сорваться на мне, — понял Сириус. — Валяй. Все лучше, чем эта игра в идеального солдата ордена.
Сиерра покачала головой и грустно усмехнулась.
— Похоже, что мне остается злиться только на себя. Прости, пап, мне просто паршиво.
Вот и все. Одно признание, которое оказалось не так уж сложно из себя выдавить, и будто гора с плеч. Сириус протянул к ней руки.
— Иди сюда.
Было так легко почувствовать себя слабой, не притворяясь кем-то другим, а просто стать дочерью, слабой девочкой, на которую свалилось слишком много дерьма. Сириус поцеловал ее в макушку.
— Ты не одна. Помни об этом.
Спустя непродолжительное количество времени не спать становилось все труднее. Качество работы неустанно снижалось, девушка постоянно путала ингредиенты, застывала в собственных мыслях, которые беспорядочно ускользали, от чего зелья было безнадежно испорчены. Из лаборатории часто доносились хлопки, взрывы, звон разбитого стекла и отборная ругань, которой бы позавидовал даже самый отъявленный егерь. Под ее глазами, утратившими живой блеск, залегли темные круги, а прежде румяная кожа приобрела серый оттенок.
Приступы невыносимой головной боли случались все чаще, и долгое время Сиерре везло быть в это время одной, пока это ни случилось при Максе. Однако он уложил ее на диван, принес мокрое холодное полотенце и стакан воды, и после этого не составило труда убедить его в том, что это лишь от недосыпа и накопившейся усталости.
В другой раз ей не повезло. Приступ пришелся прямо на посещение «Всевозможных Волшебных Вредилок». Почувствовав резкую пронзающую боль в висках, Сиерра стиснула зубы и схватилась за перилла лестницы, стараясь не упасть. Но с каждым мигом, волна за волной, боль нарастала, как сметающий все на своем пути цунами, не оставляя ни шанса на отступление. Сиерра рухнула на колени, теряя сознание от боли, прямо посреди торгового зала. Последним, что она увидела, было встревоженное лицо Джорджа, а потом девушка провалилась во тьму.
Яркий свет резал воспаленные веки, от чего было невыносимо трудно открывать глаза. Когда с трудом ей это удалось, она увидела над собой три пары таращащихся на нее глаз. Пока Сиерра, морщась, поднималась в сидячее положение, близнецы и Кира наперебой спрашивали, как она себя чувствует, что это было, и не нужно ли ей чего-нибудь.
Каждый новый приступ не проходил бесследно, как будто из раза в раз она все больше слабела и теряла себя. Будто бы нечто изнутри подрывало ее силу и стойкость. Сиерра ощущала дрожь в руках и едва могла держать стакан, не разбрызгав воду вокруг себя, в голове витал неприятный тяжелый туман, который рассеивался очень медленно, а перед глазами все еще мелькали отголоски вспышек минувшей боли.