— Ух ты, спасибо. Сколько с меня?
— Нисколько. Бонус от фирмы. Не решил еще, куда смотаться?
— Наведаюсь к «Валентину», узнаю, что да как.
— Ой, у них там не соскучишься.
Мы свернули, и из-за поворота показались огни курорта «Валентин». Местечко рассчитано в основном на рыбаков, дайверов и всякий плавучий люд с лодками и яхтами — эти частенько по вечерам тут зависают, не то что в «Альбери». Между Бей-стрит и тамошней гаванью есть свой бар, где можно убить время. Всю ночь там полно народу, люди гуляют, звучит музыка — легко забыться. Надо сказать, я порядком подустал от тревог и треволнений последних дней.
Я сказал своему юному провожатому, что зависну здесь на часок-другой, и поблагодарил за компанию. Вытащил из кармана пять долларов и вручил парню.
— Если завтра понадобится гид, только свистни, — сказал он. — Я тебя отыщу.
И припустил по дороге. У этого пацана, наверное, счет в банке побольше моего будет. Кстати говоря, у меня и счета-то никакого нет. Гремит кой-какая мелочишка в кармане и тает на глазах.
Из «Валентина» доносилось регги. Я сразу приметил свободное местечко в битком набитом баре. Протискиваясь к вожделенному табурету, кинул взгляд на гавань — профессиональная привычка моряка оценивать имеющийся под рукой флот. От двух коротких доков отходили штук сорок слипов, и все забиты под завязку. В самом конце ближайшего дока, куда уже никто не сунется и который приливной волной не зальет, на швартовых стоял… мой «Лоботряс».
Я узнал бы его с закрытыми глазами. Да, это было мое судно. Я подошел поближе, и в свете фонарей выплыл величественный силуэт: царственный бушприт, плавные изгибы планширов, гордо взмывающий ввысь капитанский мостик. Не в моем характере очеловечивать неодушевленные предметы, но эта лодочка была настоящей красавицей.
Я дошел до конца дока и осмотрел судно от носа до кормы. Надо сказать, нынешний владелец не был скрягой — корабль выглядел ухоженным. Чистенький, блестящий — такой, каким я его и запомнил. Даже сердце защемило.
На транце красовалась прежняя надпись:
«Лоботряс. Ла-Донна, Флорида».
Как я переживал, думая, что ведь переименуют, как пить дать. А примета-то плохая, и моряки — народ суеверный.
В каюте горел свет. Наверное, хозяин еще не спит. Стучаться в такую поздноту я бы ни за что не стал, а вот заглянуть в окошко — другое дело. Каков он, новый владелец? Сейчас посмотрю, а с утра, может, и зайду: представлюсь, поздравлю с приобретением, сделаю комплимент — мол, замечательно следит за судном.
Видимость была не очень — окно оказалось задернуто шторкой, и мне, чтобы заглянуть, пришлось здорово изогнуться. Ко мне спиной за небольшим кухонным столиком сидел мужчина с голым торсом и длинными черными волосами, ниспадавшими на плечи. Он что-то перетирал в ступке, усердно колотя пестиком, — видно, какие-нибудь листья да корешки. Я шагнул вперед и ухватился за пиллерс, чтобы взглянуть поближе: яхта легонько качнулась, человек резко обернулся и уставился в окно.
Это был Дрыщ, собственной персоной.
Глава 34
— То есть «Лоботряс» принадлежит мне?
— По закону нет, — пояснил Дрыщ. — Но для всяких разных нужд… Можешь использовать его по своему умению…
— Разумению…
— Ну да. Считай, что он твой, Захари.
Это было двадцать минут спустя. Дрыщ баюкал в руке горячую чашку с кошмарным вонючим пойлом из листьев, корешков и черт знает чего еще. Снадобье это он любовно называл «голубой дух» и пил его с детства, у себя в Доминиканской Республике. Это был какой-то народный индейский рецепт, навевающий «прозрачные» сны. Дрыщ предложил и мне вкатить дозу, но я отказался — у меня в последнее время и сны и дни и так чересчур «прозрачные». Я хлебал воду со льдом и чувствовал себя последним идиотом. Неимоверно счастливым идиотом. Оказывается, Дрыщ меня не предал и не бросил, да еще и «Лоботряс» сохранил.
Полгода назад правительство, верное своему слову, выставило мой траулер на аукцион береговой охраны в Менорка-Бич.
— Захари, у тебя есть друзья, много друзей, — рассказывал Дрыщ. — А они, эти твои друзья… я не знаю… ну, как мафия.
Главарем у них Робби Грейг, который живет в гавани Менорки. Он всех обзвонил, состряпал план, распространил информацию… Видно, здорово его припекло — совесть мучила за то, что косвенным образом сдал меня полицейским. Хотя вины тут Грейга не было никакой. Когда я расплатился с ним за работу, он поперся с денежками в банк, те тут же просекли, что к чему, и навели на него ребят из Секретной службы. И все равно Робби питал чувство глубокой вины по отношению ко мне и хотел всеми возможными способами ее загладить. Он обзвонил гавани, переговорил с капитанами и друзьями на Менорке. Не поленился разыскать кое-кого из моей прежней команды, тренера «Дельфинов» и народец из футбольной федерации. Помогли, кто сколько смог. Некоторые даже на аукцион приехали — вроде как группа поддержки.