Внимание и внимательность — добродетель вторая, сложная и почетная. Ум внимательный быстрее других сокровенных познаний достигает, и через то имеет большую силу и большее знание, и сам только сильнее становится.
Чародей истинно добродетельный исполнен любви к миру, к людям, к своей стезе и к себе самому. Но зло, в людских душах и в тёмных знаниях живущее, он должен всем сердцем ненавидеть, ибо это есть добродетель третья. Добродетель силы и воли. Добродетель, что всегда твердости на тернистом пути знания придает.
Четвертая добродетель — суть сердце мага, огонь, который вечно пылает в нем, и не дает огням других жизней угаснуть. Чародей есть самый сильный и добрый среди равных ему людей. Это человек сердца огромного, которым он близких, родных и всяких нуждающихся закрывает, как щитом, от зла и беды.
Вечная любовь к учению есть пятая и последняя добродетель. Истинный маг всегда учится сам и других учит, и об учении помнит всегда, даже в минуты горя, нужды и лишений...
Роджер Тенебри, «Истина, рожденная в волшебстве»
***
Яркое, золотисто-розовое утро уже смотрело в окна домов, когда Вельбер, зевая, спустился в жарко натопленную гостиную.
В открытые окна несся уличный шум. Арти, сидя за столом, паковал дорожные сумки. Штерн, одетый в широкие штаны из синего бархата и накрахмаленную белую рубашку, подстригал бороду перед напольным зеркалом в бронзовой раме. Его посох — прямой, длинный, с рыжевато-серым камнем лежал неподалеку.
— Утро доброе, — поприветствовал его Вельбер.
— Доброе, — ответил ему Штерн, ловко орудуя ножницами.
— Никак собираешься с нами? — маг сонно потянулся — А как же твои доходные дома?
— Моя жена прекрасно с ними управится, — Герберт закончил с бородой и облачился в богато расшитый плащ с серебряными узорами, — я тут прикинул... Тебе с учеником лучше отправиться на юг, к хребту Мистрал, искать Барвиса. А я поеду на север и разыщу Родерика и Золтана. Я неплохо знаю те места, мне будет проще...
— Воля твоя... — Вельбер оправил свой плащ, — правда, я рассчитывал, что в путь до Мистрала мы отправимся вместе, но твой план мне кажется разумнее... Как считаешь, Арти, Герберт прав?
Ученик удивленно взглянул на Вельбера и коротко кивнул, не найдя лучшего ответа. В душе он был очень поражен и польщен тем, что учитель вдруг решил посоветоваться с ним.
— Значит, отправляемся, — подытожил маг.
— Только после завтрака, — Штерн остановил его в дверях, — кружка пива, свинина с гренками, и можете идти на все четыре стороны.
***
У южных ворот Вайсмера они распрощались, поклявшись встретиться вновь. Штерн по очереди обнял обоих путешественников и, махнув на прощание рукой, поехал на север.
Вельбер и Арти долго стояли на разъезде и смотрели, как крохотная фигурка всадника, оставляя за собой шлейф клубящейся пыли, тает в сиянии разгорающегося горизонта. Когда Штерн исчез вдали, маг развернул коня, и вместе со своим учеником отправился по южной дороге. Туда, где средь клубящегося огненно-рыжего света, и редких, загадочно белеющих в тумане лесов, вставали очертания далекого хребта Мистрал.
Целый день они медленно ехали по перепаханной колеями дороге, среди зелено-золотых равнин, и к вечеру добрались до маленькой, забытой богом деревушки. Арти и Вельбер провели ночь в амбаре, лежа средь мягких охапок пахучего сена. Утром следующего дня они распрощались с хозяевами и продолжили свой путь.
Южная дорога оказалась довольно унылой и однообразной. Маг и его ученик долго ехали меж бесконечных порыжевших полей и редких, прозрачных рощ.
Розовые облака рассеялись, и солнце палило нещадно. Оно стояло почти что в самом зените, когда Арти и Вельбер проехали мимо одиноко стоящей, заброшенной церкви. Ворота храма были выбиты и в тёмном провале входа, пронизанное редкими лучами солнечного света, зияло обожженое нутро. Маг остановил коня.
— Смотри, — тревожно и грустно сказал он. Приподнявшись в седле, Вельбер указал на восток.
Арти прищурился, вглядываясь вдаль. Золотистые поля прорезал неровный черный клин обезображенной, покрытой пеплом и гнилью земли. У самого горизонта над землей как будто бы клубился черный морок и, мерцая, плясали тонкие, еле видимые языки багрового пламени.