…То восстание было жестоко подавлено, зачинщики — казнены в столице, а сам город покинут и забыт. А обезглавленный всадник исчез навсегда, и след его затерялся в веках…
Народное предание
***
Вельбер сидел чуть в стороне от костра. Отпив немного вина, он поставил кружку в сторону, и задумчиво посмотрел на мерцающие в ночном небе звезды.
"Как там Арти?" — подумал он, глядя на пляшущий огонь: "парень способный, этого не отнять, но по-хорошему, ему учиться и учиться… Справится ли?"
— Все веселятся, лишь ты задумчив, — Светлоокая Лаура села рядом с Вельбером и протянула к костру тонкие, длинные пальцы.
— Весел не тот, у кого есть повод, а тот, кому не о чем грустить... — маг взглянул на неё из-под капюшона — выпьем?
— Давай.
Глоток вина мягко обжёг его горло. Тяжелый, теплый жар забился в груди, и Вельбер внезапно понял, как страшно он устал. Устал от бесконечных скитаний по миру. Устал от беспокойства и страха. Устал от ответственности. От всего.
— Так о чём же ты грустишь, маг Вельбер? — Лаура пододвинулась к нему ближе и легонько звякнула своей кружкой об его.
— Ответственность, — многозначительно сказал волшебник, — и это, — он неопределённо указал на восток, — но дело гораздо сложнее, Лаура... Я, наверное, и сам не знаю причин. Но одно я знаю точно: когда я чувствую радость, — я радуюсь, как все. А когда здесь, внутри — он приложил ладонь к груди, — грызет что-то неясное, то и покоя нет.
Волшебница внимательно посмотрела на него своими яркими, бездонными глазами.
— Выпей ещё.
Некоторое время они сидели у костра, разговаривая о всяком и то и дело наполняя кружки красным напитком. Когда вино начало подходить к концу, и Вельбер был уже достаточно пьян, он сказал.
— В Мистрадине я оставил ученика. Беспокоюсь за него. Он очень способен... Можно сказать даже, что слишком силен... Но знает ли он о своей силе? Чувствует ли он, что сила — это не столько дар, сколько большая ответственность? — Вельбер взглянул на Лауру, и та ласково, ободряюще улыбнулась ему, — я знаю. Но что от этого толку, если этого нельзя объяснить, нельзя внушить ему. Это остается только у меня внутри и нигде более. Он должен понять сам... Но когда он поймет, он возненавидит свою силу. Ведь он так любит магию, Лаура... Но за то ли он любит её? Я не знаю. Не знаю, — он осушил кружку и невидящим взглядом уставился в костер.
Волшебница вдруг рассмеялась и тут же смущенно смолкла:
— Я думала, что мужчина может так убиваться только из-за женщины... А ты сидишь с таким мрачным лицом и думаешь только о том, усвоил ли ученик твои уроки... Ох, Вельбер! Ты слишком серьезен. Не беспокойся о нём. Если он так хорош, как ты говоришь, ему хватит ума найти верный путь... Возьми мою кружку, я не хочу больше.
— Напоить меня хочешь? — маг пригубил вино и тут же отставил его в сторону, — прости, но меня мутит что-то. Ты ведь не обидишься?
— Что ты, нет, — Лаура улыбнулась Вельберу и, взяв его за руку, помогла ему подняться, — если тебе плохо, то вина и впрямь больше не надо. Где твоя палатка? Я провожу тебя.
— Я сам... — маг, пошатнувшись, шагнул в темноту, запнулся и упал.
— Здесь коряга! — он шумно заворочался, пытаясь подняться.
— Пойдем, пойдем... — Лаура помогла ему встать и, приобняв, повела в палатку.
Ни словом больше ни обмолвившись, они нырнули под полог. Путаясь в рукавах, Вельбер с трудом стащил с себя плащ. Светлоокая помогла ему расстегнуть рубашку и, уложив его на постель, замерла у входа в шатер. С минуту она стояла молча, с какой-то полуулыбкой глядя на лежащего перед ней мага, а затем одним легким движением сбросила свой искрящийся голубой плащ и распустила шнуровку на корсете.
Склонившись над Вельбером, она нежно коснулась губам его шеи, провела рукой по его бледным плечам. Глядя ей в глаза, маг пальцами затушил свечу и, обняв девушку, прижался к её горячему телу…
***
Крупное кровавое солнце, окружённое пылающим рыжим ореолом медленно поднялось над сонными и тихими улицами Вермена, и его теплые лучи разбудили мрачный город.
Первым ожил и зашумел порт. Свежий утренний ветер пронесся по просоленным, потемневшим от сырости докам, звеня цепями. Взметнув обрывки канатов, он унесся на запад, взбивая рябь на воде и выгибая паруса отходящих торговых кораблей.
Одна за другой распахнулись двери лавок. Красноватый отблеск солнечных лучей вспыхнул на шпиле собора и, моргнув, зажёг весь город, отразившись розовым сиянием в окнах домов.