— Послушай, Вельбер…
— Не перебивай! Выслушай до конца, раз уж мы начали этот разговор..! Я хочу, чтобы сейчас ты смог думать, как я. Хочу, чтобы ты не просто согласился, а увидел то же, что вижу я сам. Я прошу тебя, Барвис, — сказал он тихо. В его голосе не было гнева, только тяжелая, беспокойная тоска, — измени план. Слишком много людей от тебя зависят…
Маг бури молча смотрел на него, не зная, что сказать. Вельбер вел себя странно, и Барвис готов был поклясться, что никогда не видел его таким. На мгновение он даже подумал, что старый друг прав, и к его словам стоит прислушаться...
«Постой» — сказал он себе: «Ты не можешь. Вельбер, возможно не понимает, что эти решения даются ему слишком легко. Для тебя они значат гораздо больше. И цена ошибки будет иной…»
Барвис взглянул на Вельбера: маг стоял рядом, скрестив руки на груди. Он был взволнован и задумчив.
Стараясь не встречаться с ним взглядом, Барвис опустил глаза и покачал головой. С минуту Вельбер смотрел на него, а затем резко развернулся и, не оглядываясь, пошел прочь. Адепт бури бросился было за ним, но пройдя несколько шагов, остановился
— Поступай как знаешь! — крикнул он, — но я командую армией, Вельбер, не ты! Ты хочешь, чтобы я вёл людей, полагаясь на древние предания? Думаешь, я готов платить за твои ошибки?
Маг грома замер на месте.
— Думаешь, мы готовы платить за твои? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил, — ты ведешь нас в пропасть, Барвис.
Глава 13
***
Разбуженный предчувствием грядущей войны, Вермен не спал третью ночь подряд. Моргая бессонными огнями кузниц и мастерских, озаряясь зловещими багровыми вспышками, город бурлил, кипел людскими толпами, и пламя лихорадочной, бессмысленной ненависти с каждым часом всё сильнее разгоралось в окнах старого замка, вознесшегося над мрачными городскими улицами.
Во все, даже самые отдаленные уголки своих владений Белиньи разослал гонцов. Он не скупился на обещания, в его словах слышался звон золота, и очень скоро, привлеченные этим звоном, в Вермен начали стекаться старые солдаты и наемники, избравшие войну своим ремеслом, вчерашние крестьяне, нищие, меченные клеймом преступники и просто лихие люди. Герцог собирал армию, и всякий, кто был готов воевать, мог встать под его знамёна.
День и ночь на улицах Вермена грохотали молотки, шипела, испаряясь, вода, слышался лязг железа и ржание коней. В порту, сильно расширенному по просьбе Селема, бросали якоря корабли из далёких стран, гружённые порохом, провизией, доспехами и оружием. Чарующий и терпкий запах дальних стран и иных миров наполнял узкие улочки портовых районов и уже оттуда расползался по всему городу, пропитывая каждый дом, каждый глоток воздуха и каждую пядь земли. Пылая огнями день и ночь, город как будто бы рождался заново, обрастал новой кожей, одеваясь в камень крепостных стен и сверкающий металл.
Заперевшись в канцелярии, Белиньи часами просиживал в поставленном у окна кресле, наблюдая за беспокойно бурлящим городом. Улицы кипели. Вереницы гружёных телег тянулись к портовым складам. Извергая густой чёрный дым, дышали трубы десятков кузниц, и далеко внизу что-то непрерывно грохотало и вспыхивало. Самодовольная улыбка не сходила с лица герцога: крепостные стены вздымались все выше, становясь неприступными, армия росла с каждым часом, и в душе Белиньи всё сильнее крепло ощущение собственного невероятного могущества.
Это чувство было приятным. Оно стало центром его существа, вытеснив безграничную жажду денег и власти. Даже суеверный страх перед Селемом отступал куда-то прочь.
«Что же,» — Говорил Белиньи сам себе: «что бы он ни мнил себе, но уже сейчас он не может не считаться со мной. Пройдёт ещё немного времени, и наше могущество сравняется, а потом я перерасту его, стану выше, стану сильнее… И вот тогда уже я буду покупать его. Я буду диктовать и приказывать. Я буду главным. Я буду властвовать,» — думал он с угрюмой улыбкой на бледных губах: «Я, не он».
Меж тем, тёмный маг, казалось, проникался к герцогу всё большим уважением и доверием. Теперь он появлялся в замке каждый вечер. Садясь напротив Белиньи в высокое чёрное кресло, он рассказывал о том, как идет строительство, и о том, сколько рекрутов было принято в ряды войск. Герцог слушал его со скучающим, снисходительно-благосклонным выражением на холёном лице, но Селем как будто бы не замечал этого. Или предпочитал не замечать.