— Так к чему ты это, Вельбер? — лицо Калеба было усталым и безразличным, и лишь в глубине глаз, как огонь в багровом камне, тлела какая-то пугающая, яростная решимость.
— Сердце рядом, Мистра, — Вельбер понял, что говорить о сне все-таки не стоит, — не спрашивай, откуда мне известно об этом. Я и сам толком не знаю. Просто чувствую.
Калеб как-то странно покосился на него, но ничего не сказал. Маг грома истолковал этот взгляд по-своему.
— Барвис тоже не поверил мне, и сейчас мы теряем наших друзей, — чуть севшим голосом произнес Вельбер, чувствуя в горле шевелящийся комок спазма, — поверь хотя бы ты, Мистра. Нам нужны силы, чтобы защитить сердце. Быть может, это последнее из оставшихся…
Маг живой земли чуть замедлил шаг. Приложив ладонь ко лбу, он с нажимом отер с него пот.
— Мистра, мне нужно, чтобы ты поверил.
— Я тебе верю, потому что мне уже насрать во что верить, — ответил он в своей свойственной манере, — но если ты прав, и оно ещё там, мы защитим его… Идем!
Лес как будто бы начал редеть. Ветви расступались, и между ними загорался бледный, неяркий свет. Ступая по истлевшему мху, чародеи осторожно шли сквозь чащу.
Мистра вдруг раскинул руки в стороны, словно изображая парящую птицу, и, подгибая ноги, начал неслышно опускаться в густые тёмные заросли. Маги его отряда сбавили скорость и, пригнувшись, расстелились по земле. Ещё секунда — и они поползли почти незаметной, серо-зелёной лавиной, прячась в осыпавшейся гнилой листве. Вельбер лёг на влажную, покрытую крупными, серебристыми каплями землю и пополз вместе со всеми.
Деревья словно разошлись в стороны, и из-за слоистых занавесей мрака, озаренная белым дневным светом, проступила широкая, разъезженная дорога с двумя глубокими колеями.
Дорога из сна.
— Если они знают, где оно, их должно быть очень много, — пробормотал Калеб, — что, в лоб прорвёмся, или придумаем план похитрее?
— Тебе решать, — так же, шёпотом, ответил Вельбер, — сейчас их повсюду много. Весь лес ими кишит…
Калеб согласно кивнул.
— В этом лесу они и останутся, — произнес он тихо, и, обернувшись к отряду, сказал чуть громче, — ребята, выгоните их на дорогу…
Десятки губ за его спиной повторили этот приказ, и вслед за этим, среди увядшей травы вспыхнули, рождаясь, мириады роящихся зелёных огоньков.
Безмолвная чаща по ту сторону дороги вдруг зашуршала, задрожала, осыпая побелевшие ветви, задвигалась со страшным скрипом. Сталкиваясь, сплетаясь и роняя кору, мёртвые высушенные деревья волнами нахлынули друг на друга, словно стремясь покинуть лес.
Стремительно нарастающий крик распорол тишину. В шевелящейся чаще забились багровые огни, раздались стоны умирающих и чей-то яростный, приглушенный хрип. В нескольких местах чаща вспыхнула и занялась ярким, кроваво-красным пламенем. Подожженные деревья, чёрные, рассыпающиеся в труху, вспыхнули, и огромными снопами огня начали валиться во все стороны, опаляя и давя прячущихся в зарослях тёмных.
Ещё секунда, и на дорогу в паническом бегстве выплеснулась волна людей в тёмных одеждах. Озираясь, они сбивались в огромную, колышущуюся толпу, сквозь которую, обдавая пространство волнами жаркого багрового сияния, просвечивали, пылая, наконечники посохов.
Вельбер чуть приподнял голову и осторожно выглянул из травы. Он увидел, как, раздвигая мох и поросшие травой кочки, угрожающе задвигалась земля у дороги. Лежащий неподалеку Мистра что-то шепнул, щелкнул пальцами, и в ту же секунду пыльный лесной тракт взрыли тысячи мощных серых корней. Как стая бессмертных хищных змей, они набросились на тёмных, и началась одна из самых жестоких боен, которые Вельбер когда-либо видел. Обагренные кровью корни рвали тела людей на куски, душили, валя на землю и набрасываясь сверху, сворачивали шеи, рывком ломали позвоночники.
Бьющийся, кровавый предсмертный вопль ещё несколько минут висел над дорогой, постепенно затихая. И когда последний слабый крик утонул в ледяном молчании, корни один за другим рассыпались в прах, смешавшись с изодранной землей, исчезли, оставив на пыльном лесном тракте горы кровоточащих изуродованных трупов.
Вельберу стало дурно. Закрыв лицо рукой, он ничком лег в траву, безуспешно силясь отогнать от себя страшную картину.
“Неужели Арти учился магии лишь для того, чтобы так же убивать?” — с ужасом подумал он, и тут же ощутил странный прилив почти отеческого тепла. Его сердце, до краев наполненное страшными картинами войны, уже давно зачерствело. Но оно оттаивало в те моменты, когда Вельбер думал об ученике.