“Магия — не цель и не средство”, — вспомнил он когда-то сказанные слова, и тут же возразил сам себе: “но почему мы используем её, как оружие? Как меч, которым убивают? Мы пачкаем её суть…”
— Надо идти, — Мистра толкнул его в плечо.
— Ты прав, — Вельбер оперся на протянутую руку, — пошли…
Первые маги живой земли, пригибаясь, осторожно выходили на дорогу. Перепаханный кровавой бурей лес был безжизненен и молчалив, и согнутые фигуры, прикрываясь своими выцветшими, потерявшими цвет плащами, одна за другой исчезали в притихшей чаще.
Вместе со всеми Вельбер перешел дорогу, спустился в прохладную темноту леса, и тут же тревожное, непонятное предчувствие, больше похожее на смутный страх, безраздельно овладело им. Чародей огляделся по сторонам.
Он помнил этот лес. Неясная картинка, пришедшая из того тяжелого, пророческого сна, вдруг нежданно обрела воплощение, став пугающей и реальной.
Сон не лгал. Вельбер всё больше верил ему.
Чуть поодаль, меж деревьев, журча и плеща водой, приподнимая оказавшиеся на пути чахлые корни и полоща пучки иссохшей травы, бежали ручьи. Они сплетались и расходились, прятались куда-то под землю, и, недобро искрясь помутневшей влагой, выплескивались в свое прежнее русло, обильно стекая по кустикам облезлого мха.
Впереди, в чаще, мелькнул отсвет угасающего огня. Мистра и Вельбер вышли на обожженную, словно продавленную в земле просеку, усеянную крупными бледно-желтыми щепками. Земля и лес вокруг были разворочены, все горело, источая едкий, черный дым. Деревья были повалены кругами и на стволах, мерцая, трепетно играли тёмно-красные, медленно гаснущие угольки.
В молчании чародеи обходили поляну. Совсем недавно здесь кипел кровавый, жестокий бой. Меж деревьев и вывороченных комьев земли, схватившись даже после смерти, лежали тёмные и светлые маги.
Вельбер наклонился над лежащим ничком волшебником. Схватив его за светло-серый плащ, он с усилием перевернул окоченевшее тело на спину. На шее у мертвеца, отливая благородным блеском серебра и таинственным светом лунного камня, сверкнул медальон. Знак воздуха.
Вельбер отпрянул, ощущая как немеют пальцы и по спине пробегает холодная дрожь.
— Отряд Лауры, — Мистра сел рядом с мёртвым и двумя пальцами закрыл ему глаза, — слишком много трупов. Должно быть, они все тут полегли. Или почти все… — Калеб нахмурился и сжал губы. Какой-то светлый отблеск вдруг на мгновение мелькнул в его печальных глазах — но если здесь была такая яростная схватка, значит, поблизости действительно есть что-то очень важное… Может, и впрямь сердце? Эй, Вель… — он обернулся и замер, не договорив.
Маг грома стоял неподалеку. Медленно передвигая непослушные ноги, он подходил к ручью, где, мешаясь с тёмными струями, текла красноватая, живая влага. Труп Светлоокой лежал на берегу, чуть выше по течению. Её голова колыхалась в плещущей воде, целуя окровавленными губами влажный песок.
Сжавшись в комок рядом с телом Лауры, Вельбер гулко, словно бы из-под земли, рыдал, задыхался, хватая воздух и срываясь на страшный хрип удавленника.
— Нахер… ну нахер… — пробормотал Мистра, словно не зная, куда деться от этой сцены. Он поднял с земли кусок чьей-то одежды и набросил его на отсечённую голову Лауры, — Вельбер, нам придётся идти дальше.
— Знаю… — Вельбер вдруг резко приподнялся на земле и обратил к собеседнику свое покрасневшее, распухшее лицо, с глазами, словно бы ослепшими от слёз — мне просто… мне просто надо… надо немного… немного…
В душе у Мистры как будто бы бурлил раскаленный котел. Боль, ненависть, отчаяние и бессилие, сочувствие и ярость боролись у него внутри. С трудом сдерживая себя, он отступил на шаг и взглянул на Вельбера, а затем порывисто упал рядом на колени и обнял его до хруста в рёбрах, и тот обнял его в ответ.
— Мы пойдём и размажем их, Мистра, — сказал он тихо и зло, — мы сделаем с ними такое, что смерть покажется благом…
Они встали, поддерживая друг друга и пошли через гуляющие в сгустившемся воздухе багровые тени. Перед ними, опережая их шаг, вились упругие, толстые корни, склизкие лианы и острые, как ножи, ветви, в которых, рассыпаясь искрами, гасли багровые вспышки, и которые с шумом и свистом двигались вперед, сквозь чащу, с неумолимостью пущенной стрелы.
И никто не мог убежать от них.
Вельбер шел всё быстрее, не оглядываясь и не останавливаясь. Чем дальше он уходил от окровавленной поляны, тем холоднее становилась его душа, и тем больше его наполняла мрачная решимость — обжигающее пламя с мёртвым, недвижимым светом. Отныне там зияла гигантская, непокорённая пустота, и никакие чувства не могли заполнить её. Даже сострадание. Даже боль и любовь. Теперь он как будто держал их на ладони, эти живые, пульсирующие комочки чувств, и с каким-то удивлением, с отрешенным бесстрашием смотрел на них, смотрел сверху вниз, недоумевая — всегда ли они были такими, или же эта разверзшаяся бездна оказалась слишком огромна для них? Или же он сам прежде был слишком мал?