«Через несколько дней полнолуние!» — вдруг вспомнил Белиньи: «Селем хочет получить сердце в ближайшее время, чтобы провести очередной обряд».
По лицу герцога скользнула и тут же исчезла, затаившись на тонких губах, неприятная, злая улыбка. Белиньи снова осторожно взглянул на своего компаньона: тёмный сидел в седле неподвижный, как статуя, и отрешенным, немигающим взглядом смотрел на ночной город.
«Если он получит сердце сейчас, ему придется уехать в Вермен, для того, чтобы присоединить камень к порталу,» — размышлял герцог: «Он будет отсутствовать около двух недель, может, чуть меньше… А если… Если мне удастся подговорить солдат к мятежу, то когда он вернется вновь, я пинком вышвырну его из своих владений, разрушу этот чёртов портал, и никто, никто больше не будет лезть в мои планы…» — думал он со все нарастающим злорадством — «Его золото мне больше не нужно: у меня его столько, что я могу купить весь мир… Но вот власть свою я не стану делить ни с кем…»
— Быть может, в ваших словах и есть резон, — произнес Белиньи, и медленно поднял в воздух руку в бронированной перчатке. Он слышал, как шум за его спиной начал постепенно смолкать. Войско замерло, ожидая приказа.
— Вы всё же решили пойти мне навстречу, мой друг… — негромко прошелестел Селем, — мне чрезвычайно льстит сей факт…
— Это лишь благодарность за то, что вы для меня сделали, — Герцог с трудом подавил злорадную усмешку. Обратясь к войнам, выстроившимся за холмом, он поднял коня на дыбы и крикнул.
— Войско, на приступ!
Его стальная перчатка с вычурным вензелем сверкнула в лунном свете, над замершими шеренгами захрипел рог, и армия, обтекая холм, медленно двинулась к уснувшему замку.
Кое в чем Селем оказался прав: Ротбург действительно не ждал вторжения. Первые тревожные огни начали загораться в городе аккурат тогда, когда войско подошло к самым стенам.
Подкатили таран. Тяжёлая, окованная сталью болванка ударила в ворота. Громадные двери содрогнулись и хрустнули, но каким-то чудом устояли. Второй удар сорвал ворота с петель. Поднимая клубы пыли, створки с треском, грохотом и звоном рухнули на истёртую мостовую, и войско Белиньи с криком ворвалось в город.
Стража была смята почти мгновенно. Дикий, многоголосый, торжествующий рёв метался по замершим в страхе улицам. Кое-где, треща, занималось пламя пожаров и слышался звон вышибаемых стекол. Среди охваченных пламенем домов метались орды под багровыми флагами.
Когда Селем и Белиньи въехали в город, Ротбург уже пылал, отраженный в опрокинутой бездне сине-черного неба. По узким улицам, ведущим к замку, двигалось освещённое факелами войско, и зловещие, кажущиеся чёрными стяги полоскались над закованными в сталь колоннами, подхваченные порывами ветра.
Вскорее и замок Вилленхоф был взят в плотное кольцо. На погружённых во мрак башнях один за другим вспыхивали жёлтые огни и беспокойные тени ночной стражи то и дело возникали среди зубьев крепостной стены.
Когда Белиньи подъехал к замку, он с удивлением увидел, что ворота распахнуты. Во внутреннем дворе, выстроившись в две шеренги, ждала немногочисленная замковая стража. Перед ней, опираясь на посох, стоял сэр Мартин Вилленхоф. Рядом с ним, на воткнутом в землю древке, билось по ветру полотнище белого флага.
— Леон Белиньи, — громко и отчётливо сказал Вилленхоф, когда его противник, окруженный свитой телохранителей, въехал во двор, — я предлагаю прекратить это. Я сдаюсь.
— Он сдается! — Белиньи фальшиво расхохотался, и толпа телохранителей ответствовала редкими, натянутыми смешками, — я надеялся, что ты умеешь сражаться как мужчина.
— А ты умеешь? — Вилленхоф сделал несколько шагов вперед и взглянул в лицо своего противника. Белиньи криво усмехнулся, но глаза его не смеялись.
— Ты напал без объявления войны, — продолжал Мартин, — напал ночью, как нападают хищные звери… Победа досталась тебе слишком легко, и я надеюсь, ты проявишь долю благородства и отпустишь моих людей… Они не враги тебе. Я твой враг. И я останусь.
Белиньи молча слушал речь Вилленхофа, и бессильная желчная злоба закипала в его душе. Его раздражало спокойствие, прямота и храбрость побежденного герцога. Он словно был безоружен перед ним. И даже сорваться, излить свою ярость он не мог.
С трудом сдержавшись, Белиньи кивнул головой.
— Так и быть. Твои воины могут идти. Их никто не тронет. Но отпустить тебя я не могу.
— Я и не надеялся,— Вилленхоф передал стражникам белый флаг. Шагнув вперед, он положил посох на землю и протянул руки к телохранителям Белиньи, — можете связывать, — спокойно, без тени страха в голосе, произнёс он.