Двери одного из домов были распахнуты. На ними, поскрипывая, качалась блестящая медная вывеска с вырезанной на ней огромной кружкой, перевитой виноградными лозами и шишечками хмеля.
Не разжимая объятий, Арти внёс девушку в уютный и жаркий полумрак таверны. Посадив её за стол у окна, он подошел к стойке.
Оглядевшись, он понял, что обстановка таверны кажется ему знакомой. На полу лежала тщательно подштопанная медвежья шкура, а под потолком, мерцая неярким светом, висели три новых масляных светильника. Из-за тёмно-красной шторы, отделявшей кухню от зала, высунулся бородатый трактирщик, и Арти сразу узнал его.
— Эльбо! — радостно вскрикнул он, — вот уж не ожидал тебя увидеть! Думал, ты уехал из Мистрадина…
— Здорово, Арти… — трактирщик перегнулся через стойку и потрепал мага по плечу, — да, признаться, собирался. Так бы и уехал, верно, но началась эта чертова война, решил здесь отсидеться. Как-то пообвыкся с тех пор. Да и денег, вроде, побольше стало… Выпьешь?
— Только вина, пожалуй… Я с подругой, Эльбо, — Арти кивнул в зал, — и чего-нибудь вкусного, домашнего принеси. На твое усмотрение.
Трактирщик кивнул и исчез на кухне. Через мгновение он появился вновь.
— Мясо с грибной подливой сойдет? Вкуснота, во! — заявил он, поглаживая бороду.
— Пусть будет мясо.
Эльбо прошёлся вдоль стойки. Достав из-под неё крупный дубовый табурет, он сел напротив Арти, и взглянул на него усталым, печальным взглядом.
— Я слышал, что стало с Вельбером. Светлая память. Хорошим он парнем был, таких только поискать… Слушай, хочу кое-что отдать тебе, — трактирщик засуетился, — сейчас, сейчас...
Он полез куда-то под стойку. Арти услышал, как зазвенели пустые бутылки, и металлическим лязгом отозвались столовые приборы. Эльбо с шумом выдвинул ящик и склонился над ним, перебирая его содержимое и что-то бормоча себе под нос. Провозившись с минуту, он вытащил туго свёрнутую тряпицу и передал её Арти.
Молодой маг развернул ткань. Перед ним, отливая тусклым сероватым блеском стали, лежал короткий пехотный меч с широкой рукоятью, перемотанной сыромятными ремнями.
Он узнал его. Меч Вельбера. Тот самый, что тот некогда возил в притороченных к седлу ножнах. Арти бережно взял его со стола, взял так, как берут величайшую реликвию.
— Спасибо... — тихо пробормотал он, прижимая меч к груди, — как он попал к тебе?
— Да как? От самого, — трактирщик вытаращился на него, будто не понял вопроса, — перед походом заглянул. На, говорит, сохрани у себя. Сказал, ему новый дали… но думаю, дело тут не в новом мече. Старик твой — он был почти пророк… Ты это, вино какое брать будешь?
— Вина не надо, Эльбо. Мяса вполне достаточно. Спасибо, — Арти завернул клинок в тряпку и спрятал под плащ.
— Как знаешь, — трактирщик развел руками, — но ты потом заходи, выпьем… Ох, напоминаешь ты мне Вельбера, Артлин. Напоминаешь, чёрт возьми! Вот сейчас говорю с тобой, а он как будто бы стоит за твоей спиной, и ты, и он — как одно целое. Навроде как душа одна... — Эльбо со вздохом обокотился на стойку, разглядывая молодого мага, — оно и понятно: он такой мужик был, везде след оставил.
Он помолчал немного, хитро взглянул через плечо Артлина на Шерин, сидящую в конце зала, и спросил:
— Давно с ней?
— Пожалуй, — Арти подавил смущёную улыбку.
— Но ты его кой в чём переплюнул, — хитро усмехнулся трактирщик, — бабы у него были, это да. Много баб. Но чтоб всерьёз… Рад был повидаться. Ты иди: Глэдис мясо принесёт, как будет готово.
Они обнялись через стойку. И Эльбо ушёл на кухню греметь посудой, Артлин — вернулся к Шерин, бережно прижимая под плащом дорогой сердцу клинок.
Глава 19
***
В маленькой и холодной гостевой спальне захваченного замка герцог Леон Белиньи провел одну из самых отвратительных ночей в своей жизни.
Ближе к полуночи подул пронзительный северный ветер. Грохоча ржавым железом крыш, он пронёсся по городу, раздувая полыхающие огни пожаров, и с диким рёвом и воем умчался куда-то под облака к серебристой луне, неподвижно висящей средь чёрного неба.
Герцог лежал в сырой холодной постели и ворочался на мягких подушках, пытаясь заснуть. Иногда это удавалось ему, но лишь на краткие мгновения, и сон этот больше походил на пьяное видение, или галлюцинацию, которая, проходя перед его мысленным взором, пугала до холода, пугала до дрожи, оставляя его сознание блуждать на границе между явью и сном.