На толстой шее полицейского вздулись вены. Он открыл рот и растерянно уставился на Квирка. Тот молча расстегнул плащ, сунул руки в карманы брюк и продолжал сверлить полицейского свирепым взглядом.
Все присутствующие занимались своими делами. Никто, кроме меня и краснощекого полицейского, не слышал слов Квирка. А не видя его глаз, со стороны могло показаться, что они мирно беседуют о погоде.
Полицейский, наконец, захлопнул рот и слегка вытянулся.
— Понял, сэр, — подавленно пробормотал он и по кивку Квирка вышел в коридор.
Что ж, круто. Квирк повернулся и окликнул патологоанатома. Я пошел взглянуть на тело. Без толку, конечно. Все равно этот осмотр не сможет дать ключа к разгадке. Но если занимаешься расследованием убийства, почему-то обязательно считаешь своим долгом осмотреть тело. Это всегда было, есть и будет частью расследования, с помощью которого начинаешь понимать убийство вообще и это в частности. Я всегда ненавидел эту процедуру и постоянно делал над собой усилие, чтобы бесстрастно и внимательно осмотреть жертву. Хотя, если она смогла вынести все это, то и мне негоже трусливо опускать глаза.
Белсон стоял у окна и оглядывал комнату. Мне уже не раз приходилось видеть, как он работает. Именно таким вот образом. Просто стоит, рассматривает комнату и размышляет, чтобы потом рассказать тебе все до мельчайших подробностей и объяснить, почему это было именно так, а не иначе. На его скуластом лице застыло спокойное, почти мечтательное выражение. Голубоватый дымок от сигары тянулся вверх, к открытой форточке, и таял в воздухе.
Я подошел и стал рядом. Парни из управления сосредоточенно фотографировали и делали какие-то замеры.
— Что-нибудь новое? — спросил я.
Белсон покачал головой и еще раз обвел взглядом комнату.
— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил он.
— По-моему, лабораторный анализ показал, что у него первая группа крови? — вспомнил я.
— Третья, — поправил Белсон.
— И это значит, что он может быть любым из двух миллионов мужчин, которые живут в Большом Бостоне.
Белсон не отрывал взгляда от комнаты.
— У сорока пяти процентов мужчин третья группа крови. И пятьдесят восемь процентов из них белые. Все это дерьмо хорошо для того, чтобы установить преступника, когда есть несколько подозреваемых. А у нас нет ни одного.
— Чья это комната? — спросил я.
— Ее. Спиртного нет. На кровати, похоже, не спали. Дверной замок не взломан.
— Скорее всего и выстрела никто не слышал, — предположил я.
— Да, наверное, прикрыл пистолет подушкой. — Белсон затянулся сигарой и медленно выпустил облако дыма. Я кивнул.
— Мы отправили людей проверить записи в книге гостей. Возможно, он останавливался в этом отеле. Трудновато войти сюда с мотком веревки, рулоном пластыря и пистолетом, чтобы на тебя не обратили внимания.
— Можно обмотать веревку вокруг пояса под рубашкой, — возразил я. — А пластырь просто сунуть в карман.
— Вообще-то да, — согласился Белсон. — Или положить в портфель. Но все равно пусть проверят. Мало ли чем черт не шутит.
— Связана точно так же?
— Я не сравнивал, — пожал плечами Белсон. — Но, скорее всего, так же.
— Нужно проверить.
Белсон кивнул. Подошел Квирк.
— Вполне может быть кто-то из обслуживающего персонала отеля, — сказал он. — А может и из гостей. Или из бара.
— Дино сейчас собирает все номера кредиток, — сообщил Белсон. — Ричи взял на себя персонал, О'Доннел и Рурк — постояльцев.
— А стоянка? — напомнил Квирк.
— Бесполезно, — покачал головой Белсон. — Зарегистрированы только машины обслуживающего персонала и проживающих в отеле.
— Ладно. Пойду поговорю с прессой, — вздохнул Квирк. — Где тут можно расположиться?
— В танцзале. Второй этаж.
Квирк направился к двери. Я пошел рядом.
— Они уже знают про тебя, — бросил Квирк, когда мы спускались на лифте. — Так что стой где-нибудь рядом. Все равно обязательно спросят.
В танцзале на раскладных стульях сидело около двух десятков репортеров, быстро перебежавших сюда из коридора на верхнем этаже. Включенные юпитеры заливали ярким светом трибуну. Я оперся на дверной косяк и скрестил на груди руки. Квирк, не снимая плаща, прошел к трибуне. Телевизионщики придвинулись поближе и вытянули вперед длинные микрофоны с мягким черным покрытием. Фотографы защелкали фотоаппаратами.
— Меня зовут лейтенант Мартин Квирк. Я возглавляю отдел по расследованию убийств, — представился Квирк. — Что касается серии убийств, которые, как мы считаем, связаны между собой, то подозреваемых пока нет. Но комиссар просил заверить вас, что до тех пор, пока преступник не будет арестован, в мое распоряжение будут предоставлены все силы и средства управления...
Монотонным голосом Квирк понес какую-то совершеннейшую белиберду о комиссаре, как ребенок, дающий клятву на верность флагу.
— Есть у кого-нибудь вопросы? — наконец спросил он.
С таким же успехом он мог бы спросить у акулы, хочет ли она есть.
— Как вы думаете, лейтенант, убийства будут продолжаться?
— Возможно.
— Какие шаги вы предпринимаете, чтобы задержать убийцу, лейтенант?
— Все возможные.
— Лейтенант, совпадает ли манера этого убийства с предыдущими?
— Да.
— Когда вы рассчитываете арестовать убийцу, лейтенант?
— Как только у нас будет подозреваемый и достаточное количество улик.
— Лейтенант, а сейчас у вас уже есть подозреваемые?
— Нет.
— Лейтенант, а правда, что убийца может быть полицейским?
— Я получил анонимное письмо с таким утверждением.
— Можно ли ему верить, лейтенант?
— Не знаю.
— Я слышал, на месте каждого убийства обнаружена сперма. Это правда, лейтенант? И если да, то как она туда попала?
Квирк окинул репортера, задавшего вопрос, безразличным взглядом.
— Это правда. Мы предполагаем, что убийца онанировал.
— Рассматриваете ли вы эти убийства как расистские, лейтенант?
— Мы не знаем убийцу. Мы не знаем, почему он убивает. По-моему, еще рано делать какие-то выводы по этому поводу.
— Но, лейтенант, не кажется ли вам странным, что все жертвы чернокожие?
— Кажется.
— И все же, лейтенант, вы еще не готовы признать, что убийства совершены на расовой почве?
— Нет.
— Не кажется ли вам, что вы отрицаете очевидное?
— Нет.
— Лейтенант, а правда, что в расследовании вам помогает бостонский частный детектив?
— Правда.
— Ему платят из городских фондов?
— Нет.
— А кто же тогда?
— Никто. Это бескорыстная помощь.
— Он участвует в расследовании, потому что вы не доверяете своим коллегам?
— Нет.
— Как его зовут, лейтенант?
— Спенсер. Он стоит вон там, сзади, у двери. Уверен, он будет рад побеседовать с вами.
Квирк спустился с трибуны, протиснулся сквозь толпу репортеров и, мельком взглянув на меня, вышел за дверь.
— Наслаждайся, — бросил он мне на ходу.
Глава 4
В среду мой портрет напечатали в утреннем выпуске «Глоба». «Частный детектив берется за дело Красной Розы» — гласил заголовок. В статье говорилось, что у меня за плечами несколько крупных расследований, что я давно состою в определенных отношениях с психологом Кеймбриджского Университета Сюзан Сильверман и что когда-то я был боксером. Автор, правда, не счел нужным упомянуть, что, когда я улыбаюсь, у меня на щеках появляются очень симпатичные ямочки. Газетчики вечно пишут не то, что нужно.
Вэйн Косгроув позвонил, чтобы выяснить, знаю ли я что-нибудь такое, о чем не рассказал на пресс-конференции. Я сказал, что нет. Он спросил, не обманываю ли я. Я положил трубку. Затем раскрыл раздел спорта, прочел статью про Макнамару и уже перешел к «Коротким новостям», когда явился Квирк. Он приволок с собой пюпитр, доску и большой бумажный пакет.