Какого черта?!
Изумляться дальше не дают. Кокон словно испаряется, оставляя после себя сплав эмоций и ощущений… а потом Сонбин падает на меня, так что я едва успеваю подхватить ее, не рухнув на землю сам. Она весит так мало, что я бы, наверно, смог держать ее на руках довольно долго…
Но дерется при этом, как боец ММА! Не открыв глаза, тут же заряжает локтем в солнечное сплетение, так что у меня перехватывает дыхание, потом бьет в живот, отталкивает и, высвободившись, плавным движением поднимается на ноги.
Сонбин открывает глаза, и я четко понимаю, что это не она. То есть она, но управляет ей кто-то извне. Потому что я не хочу верить, что Сонбин может так хладнокровно целиться мне в горло и грудь.
8.1 Сонбин
В начале всегда – красный. Алый, иногда бордовый, редко – цвета крови. Он окрашивает реальность, бросая брызги в глаза, так что ты безнадежно слепнешь. И пока пытаешься найти себя, заново собрать свою реальность – мир снова успевает поменяться. И теперь ты – последний глоток красного вина, который некто не успел допить и выронил бокал…
Осколки впиваются в сознание, и ты кричишь от вспыхнувшей боли, а еще – оттого, что точно знаешь: дальше будет хуже. Дальше придет черное отчаяние: ты – никто, ничто, безымянное. И осознание этого выпивает всю волю, до того, как случится.
Ненавижу. Боюсь и ненавижу. И себя, за то, что ничего не могу сделать. Ничего не могу изменить.
Все, что мне остается – свернуться калачиком, притвориться, что меня не существует, переждать эту пустоту. И возможно, мне снова разрешат существовать. Пока я им нужна, я могу жить.
Но ощущать, как ломается сама привычная реальность, как миры начинают перетекать один в другой, и это обязательно станет концом всего, и все из-за амбиций и прихоти чужаков… Сколько еще может выстоять этот мир? И как его крах отразится на судьбе всех остальных ячеек?
- Ха Сонбин.
Голос вкрадчивый, глубокий, но в нем нет ни капли добра или милосердия. Он звучит в моем сознании, без малейших усилий пробивая мою слабую защиту.
- Ты снова проявила преступное своеволие, допустив мысль, что сможешь обмануть меня.
Я не нахожу в себе сил, чтобы открыть глаза и посмотреть на него, но точно знаю, что он возвышается надо мной, как обычно, спрятав руки в широки рукавах, высокомерно прищурившись и задрав подбородок.
Это Седьмой – именно он с самого начала следит за мной. Другой предпочитает общаться с Чен, и его аура мне почти не знакома. Седьмой же за это время стал моим личным кошмаром; иногда мне кажется, что у меня не осталось вообще ничего своего, что только благодаря разрешению Куратора я все еще дышу.
- Я не… хотела, - выдыхаю, едва слыша свой голос. Отстраненно думаю: о чем я говорю? Я не хотела предавать доверие Куратора? Или не хотела попасться ему на этом? Или что?
Седьмой смеется – глухим, коротким смехом, в котором больше равнодушия, чем злости. Потом медленно склоняется – я слышу шелест его мантии – и я буквально ощущаю, как его аура выдавливает мою. Как будто я тону, а сверху опускается темнота…
Я начинаю задыхаться, и открываю глаза… только чтобы задохнуться снова, теперь уже от пристального взгляда, пронзающего душу. Отодвинуться не могу, и только еще больше вжимаю голову в плечи.
- Это неважно, - роняет он небрежно, продолжая изучать мое лицо. Я молюсь, чтобы он не вздумал до меня дотронуться… но именно это и происходит. Куратор поднимает руку и проводит длинными ледяными пальцами по моей щеке, отчего меня выворачивает прямо на него. Сжимаюсь в ожидании неминуемой расплаты, но Седьмой только хмыкает.
- Неважно, чего ты хотела, - продолжает он таким же ровным тоном, даже не думая отряхнуть одежду. – За ошибки нужно платить.
В той безумной реальности, которая стала моим миром, стеклянные осколки, окрашенные кровью, начинают кружить вокруг нас с Куратором. С закрытыми глазами я вижу его так же четко, как если бы смотрела в упор. А он смотрит пристально, изучающе… и меня ужасно пугает этот взгляд.
- И ты заплатишь.
Вихрь из стекла и крови кружится все быстрее, но Куратор делает шаг назад и выходит из круга, оставляя меня одну. Я не успеваю осознать, когда поднимаюсь на ноги, и теперь стою посреди ускоряющегося хаоса. Скорее всего, это Седьмой так пожелал. Потому что я совершенно без сил.
- Не думай, что тебе позволено все.
Осколок задевает щеку, и я невольно вскидываю руку – и получаю еще один осколок в ладонь. Но чья это кровь?