Прозрачная накидка, щедро украшенная бисером, полетела на пол, обнажая на диво ладное для подобного возраста тело.
— Начнём, малыш.
Глава 81. Рухнувший занавес
Следующие несколько дней — честно признаться, потерял им счёт — обернулись сущим адом. Словно позабыв про остальные экземпляры своей коллекции, императрица каждый раз выбирала меня.
Причинять страдания она умела и всем сердцем любила. Тщательно следила, чтобы мне было не просто больно — чтобы именно её движения вызывали эту боль. Я быстро понял, что сила моих мучений прямо пропорциональна её удовольствию, и немного мухлевал.
Физическими пытками, впрочем, дело не ограничивалось.
— Думаешь, я ничего не знала? — с усмешкой говорила она, ритмично двигая бёдрами. — Не видела, как Ильдаста с самого детства на меня волком смотрит? Не понимала, чего она мечется от одного наивного плана к другому в надежде на чудо? О, энергии и упрямства ей не занимать — у вас семейное. А вот чего твоя матушка не унаследовала от предков — так это мудрости. Той мудрости, что заставляет в нужный момент засунуть своё упрямство в задницу и подумать, чем твои поступки обернутся для будущего семьи. Эта мудрость была у её матери, была у её старшего сына, которого ты недавно убил… О-о-о, демоны, малыш! Сделай такое лицо ещё раз…
Я был рад, что она наконец заткнулась, переключившись на собственные ощущения. К тому же, это означало, что скоро всё закончится… на сегодня.
А хотелось бы, чтобы закончилось навсегда.
Я осторожно шевельнул прикованными к кровати над головой руками. Магия была при мне. Императрица находилась в почти невменяемом состоянии, и вряд ли успела бы возвести свой непреодолимый экран…
Стараясь поточнее прицелиться, я стремительно потёр пальцы друг о друга, закручивая потоки магии в две острые иглы. Сорвавшись с моих ладоней, они понеслись в запрокинувшую голову лазурную…
И вдребезги разбились о защитный экран.
Императрица зашлась хохотом, который тут же перерос в хриплый стон удовольствия. Чёрт. Значит, защитная магия, реагирующая только на магию? Но то копьё… А, ясно. Наконечник тоже был непростым — то-то он так легко проникал в плоть…
Остановившись и отдышавшись, императрица продолжила, словно ничего и не произошло:
— И о Фельтире я знала. Насквозь видела её желание сделать всю грязную работу руками багровых… Впрочем, это применимо почти ко всем семьям. Что медные, что лиловые, что бледные — скопление трусливых тварей, опасающихся играть в открытую и только и поджидающих момента нашей слабости. И даже Лиловые Болота, кичившиеся своим нейтралитетом и непоколебимой честью, в итоге опустились до подлого заговора… Да, малыш? Ты что-то хочешь сказать?
Её острый ноготь, всё это время путешествовавший по моему телу, остановился на кадыке. Я-то много чего хотел сказать, вопрос был в том, насколько разумно это было бы в моём положении. Но мучительница смотрела в ожидании, и стало ясно, что промолчать тоже будет ошибкой.
— А может, дело не в них?
— Что, малыш?
— Говорю, если все кругом правдами и неправдами стараются свергнуть правителя — скорее всего, проблема в самом правителе. Может, для начала не надо бросать в темницу всех подряд — скажем, мирную делегацию, явившуюся во дворец с предложениями?
— Мирную делегацию? — рассмеялась она. — Тебе так сказали, наивный малыш? Это было их прикрытием, и весьма правдоподобным. Раскусили мы их, только когда в меня уже летела дюжина хитрых ударов и боевых артефактов… Двое моих стражниц погибло в тот день.
Её ноготь снова двинулся вниз. Я вздрогнул: под кадыком кожа всё же поддалась острию, брызнула кровь. Императрица хищно облизнулась.
— Или скажешь, что и для того покушения были причины?
— Определённо, — мрачно отозвался я, глядя, как она слизывает мою кровь со своих пальцев.
Попытки наладить контакт с остальными пленниками гарема я не оставлял, но те, кажется, пришли к молчаливому согласию попытки эти игнорировать. Поэтому после ухода уборщиков зал оглашали мои монологи. Оставалось лишь надеяться, что у бедолаг хоть что-то откладывалось в голове.
Немой слуга по-прежнему приносил еду и уносил посуду, не глядя на меня.
Лёжа прикованным к императорской постели, я терпел боль, вполуха слушал болтовню императрицы и разглядывал зеркальные воронки в потолке.
В остальное время — изучал белые стены и золотую решётку и изо всех сил старался не думать о Гринде, Йорфе и прочих. Не думать и не видеть снов.