— А вы кто будете?
— Как — кто? — не сразу понял сержант.
— Ну до войны кем вы были?
— Учитель. Я математик… потому и в артиллерию попал… Не найдется ли у тебя что-нибудь почитать?
— Сейчас поищу, — сказал Володя, выбежал в сени и быстро по лестнице забрался на чердак. Достал завернутые в холстину книги.
— Вот, возьмите, — и подал сержанту.
…Проходили дни. Поправился, окреп сержант. Пора и в путь. Уговаривала солдата мать Володи остаться на зиму, слезно молила переждать до весны.
— Нет, Ирина Ивановна. Спасибо вам и Володе — спасли вы меня. А больше не просите, должен идти… Война не дождь, на чердаке ее не переждешь, даже с самыми добрыми людьми. — Потом положил Володе руку на плечо и виновато сказал: — Не привык я, чтоб за меня кто-то другой работал. Лучше мы погибнем, но Родина наша пусть живет. Верно я говорю, Володя?
— Верно, — сразу согласился мальчуган.
— Вот и хорошо! — с грустью продолжал сержант. — К сожалению, кое-кто другую дорогу избрал… Помню, летом шли боя за Житомир. Тяжело пришлось — отступали. А у меня в орудийном расчете был такой, что оружие бросил, дезертировал. Шагулой звали. Кажется, из этих мест.
— Как вы сказали? — насторожилась Ирина Ивановна. — Шагула?
— Шагула.
— Часом, не Николаем его звали?
— Вы его знаете? — удивился сержант.
— Может, и не он… У мужа знакомый был Шагула. До войны пришел из лагеря, сидел за убийство. Володя видел, как он из плена возвращался, запряженный в цыганскую повозку. Еще полицай его задержал…
— Смотри, Володя! Смотри и запоминай, — произнес Воронин. — Время проходит — многое забывается… А мы обязаны помнить всё. Ни один предатель не должен избежать нашей кары… — Помолчал немного и словно сам себе сказал: — Эх, оружие бы мне…
— Где его сейчас возьмешь, — вздохнула мать.
Пока Воронин собирался в дорогу, складывая продукты в мешочек, Володя незаметно побежал к деду Михаилу.
Дед просо толок в ступе.
Володя поздоровался.
Старик присел на бревно, закурил.
— Куда ты пропал, Володя? Я уже думал, не подался ли ты, внучек, к партизанам.
— А где их найдешь?
— Хорошо поищешь — найдешь…
— Мне бы, дедушка, пистолет. Очень нужен.
— Зачем? — В старческих глазах засверкали лукавые искорки.
— Это секрет.
— Секрет? — рассердился дед. — А чего же ты пришел ко мне!.. Ему пистолет, видите ли, нужен! Ишь какой нашелся! Смотри, парень, с немцами шутки плохи. Они не посмотрят, что мал ты. Выбрось глупости из головы!
— Не глупости, дедушка. Пистолет не мне нужен.
— А кому же?
— Сержант у нас. Из плена бежал, мы лечили его. Завтра на фронт уходит…
— Ты один ко мне пришел или мать послала?
— Один.
Дед потянул цигарку, закашлялся, бросил окурок на пол и растер его ногой.
— Нет у меня пистолета. Нет! И никуда не ходи, ни у кого не спрашивай. Погибнешь и ты, и твой сержант. Ну, беги домой!
Грустный возвращался Володя домой.
«К деду, как к родному, пришел, — рассуждал мальчишка, — а он тебе: выбрось из головы глупости, не мешай!»
Поздно вечером, когда солнце уже зашло за Прусянский лес, в окошко кто-то осторожно постучал.
— Кто там? — спросила Ирина Ивановна.
— Дед Михаил. Выйди-ка на минутку. Вышла.
— Сержанта ты прячешь? — шепотом спросил дед Михаил.
— Да, — призналась она растерянно. — А откуда вы знаете?
— Малый твой был у меня, пистолет для него просил… На фронт собирается?
— Да…
— Не подосланный немцами?
— Что вы! Наш человек.
Дед из-под полы достал серый сверток и незаметно протянул Ирине.
— Передай. Ждал подходящего времени, берег для себя. Да, видно, солдату сейчас нужнее. К лесу пускай пробирается берегом, у водокачки. Вели Володьке проводить солдата. — И, немного подумав, старик добавил: — Занятный он у тебя не в меру!..
Серым осенним утром Володя и сержант подошли к берегу. Мелкая холодная изморось приятно обдала их лица влагой. Шли молча. Как только прошли водокачку, сразу же остановились у кустов. Слева виднелись серые хатки. Слобода. Справа, далеко на горизонте, железная крыша прусянской мельницы на Роси. А совсем прямо темнел густой лес.
Тут же, на ставне водокачки, висело объявление. Володя знал, что там написано. Такие объявления он уже не раз видел возле железнодорожного разъезда.
«Строго запрещается, — сообщалось там, — входить в лес. Туда имеют доступ лишь те лица, у которых есть специальное удостоверение гебитскомиссара. В противном случае военные и полицейские посты немедленно будут открывать огонь…»