Разговаривая с земляком, Фома Исаич заметил в толпе еще одну знакомую физиономию. И тут вспомнил, что этого сухопарого, с обожженным лицом человека в брезентовой блузе встречал в тех же "кораблях", где одно время жил сам. Человек этот работал литейщиком на Обуховском и отличался неукротимым нравом. Вот и сейчас он громко выражал свое удовлетворение, что "можно наконец в открытую намять бока палачам".
Кто-то из очевидцев жаркой перепалки у железнодорожного переезда рассказывал, как конные полицейские были стиснуты с двух сторон внезапно опущенными шлагбаумами и не могли укрыться от летящих камней. По приказанию взбешенного пристава вызванные матросы стреляли в народ. Безоружные обуховцы отступали к флигелям Карточной фабрики.
— Ну уж здесь-то мы дадим жару фараонам! — грозился литейщик. Ерема нетерпеливо выглянул за ворота.
— Кажись, никого. Можно и рвануть.
— Да куда же ты?
— А што мне в драку лезть, по-твоему? Поищу себе места. Хоть в дворниках.
Толкаясь и шумно переговариваясь, люди вышли на проспект и свернули в переулок с развороченной мостовой. Впереди виднелись флигеля Карточной фабрики. Ерема вышел вместе со всеми, но поспешно направился в противоположную сторону. Фома Исаич посмотрел ему вслед и в раздумье заковылял к флигелям. Неподалеку от них работницы и подростки расковыривали мостовую и вынутый булыжник складывали в груды.
— Товарищи, идите к нам камушки-ядра собирать! — позвал кто-то из работниц.
— А где же ваши пушки, бабочки-красавицы? — спросил веселый литейщик.
— Наши пушки — наши руки! — ответила девушка.
— Марфуша Яковлева у нас за командира, — похвастался мальчуган, помогавший вместе с другими ребятами складывать булыжный камень.
— А не примете ли нас в свою команду? — Литейщик с любопытством посмотрел на девушку.
— Мы смелых принимаем, — ответила она.
— Бедовая! — определил литейщик и вместе с работницами стал складывать булыжник.
Глухой и неясный гул донесся до слуха Фомы Исаича. Гул этот нарастал, и вот уже в звонком воздухе отчетливо зазвучали голоса множества людей. Показалась большая толпа рабочих.
Шли они, держа в руках камни, палки, оторванные от забора доски. У двух рабочих головы были обмотаны окровавленными тряпками. Одного молодого рабочего несли на руках. Голова его свесилась, лицо без кровинки, глаза закрыты. Только ветер шевелил его усы цвета пшеницы. Надо думать, эти люди не зря вышли на улицу. Такие будут сражаться до конца.
— Вооружайтесь, ребята, из уличного арсенала. Он весь ваш, — сказал им литейщик.
Люди охотно стали подбирать камни, увязывая их в свои рваные блузы.
Дети усердно помогали взрослым.
Какой-то прохожий в старой соломенной шляпе поднял с земли булыжник и, улыбнувшись, сказал:
— Оружие пещерного человека!
— Что поделать, — произнес литейщик. — Дай срок, будут у нас и пушки.
Груды камней с мостовой исчезли, точно их тут и не было.
Фома Исаич присел на тумбу. Ему так хотелось быть вместе со всеми, но он стеснялся: "А вдруг скажут: чего этот калека тут путается?"
И в самом деле, к нему подбежал мальчуган, только что помогавший работницам собирать булыжник:
— Дяденька, здесь вас убить могут…
— Ничего, сынок. Без поры душа не выйдет, — отвечал Водометов, прилаживая к спине котомку.
— Тогда вас фараоны схватят. Слышите, скачут! — мальчуган решительно потянул за рукав Водометова. — Идемте. Тут наша квартира. Мама пустит.
Водометов нехотя шагнул за порог калитки чужого дома. Десятка три городовых проскакало на конях к самому флигелю, разгоняя бесстрашную детвору. Из дома навстречу полиции полетели камни, поленья, куски железа. Тогда блеснули огни револьверных выстрелов. Полицейские целились в окна, стараясь подстрелить метальщиков. Дети, выглядывающие из подворотен, улюлюкали полиции. Но, заметив, что вдоль переулка крадутся городовые, попрятались.
Боясь неожиданного нападения, "фараоны" заглядывали во дворы.
Мальчик захлопнул дверь на лестнице.
— Дяденька, вы стойте тут. Я сейчас позову маму, — предупредил он и вскоре привел с собой пожилую женщину. Руки ее были в мыльной пене.
— А я вас знаю, — сказала она, бегло взглянув на Водометова. — Вы лежали в нашей больнице. Я там сиделкой работаю.
— Вот ведь как случается в жизни! — подивился Фома Исаич.
— Проходите в кухню, — пригласила женщина, вытирая передником сморщенные от стирки руки. — Петюша, — обратилась она к сыну, — дай-ка дяде скамейку.