"И пятилетний догадается, что это филер, — подумал, взглянув на него, Бахчанов. — Притом филер, плохо умеющий притворяться!"
Действительно, веки толстяка подрагивали. Ясное дело — он не спал. Как перехитрить эту похрапывающую свинью? До конечной цели оставалось каких-нибудь два перегона. Бахчанов медленно поднялся и, фальшиво насвистывая, взял чемодан. Но едва он направился в тамбур, как "панама" тоже поднялся с места. Заметив на себе хмурый взгляд Бахчанова, толстощекий сосед сладенько ухмыльнулся:
— Не переношу, знаете ли, одиночества.
Пришлось идти во второй вагон вместе.
Здесь Бах чанов наткнулся на новую неприятность. Разложив на коленях сверток и уплетая пирожное, в купе сидел моложавый пристав. Толстяк подобострастно приподнял свою панаму и тотчас же разговорился с полицейским о погоде. Нервы Бахчанова были натянуты до крайности. Он с трудом высидел до остановки и выскочил на перрон. И только когда ушел поезд, сообразил, что вышел преждевременно: ему надо было выходить на следующей станции.
Оглянулся, — так и есть: "панама" и пристав шли по перрону. Болтая, они направились к буфету. "За жандармом", — кольнула догадка. Растерявшись, Бах-чаков стоял посреди перрона с чемоданом в руках. Рыжая шляпа, поношенное пальтишко и дырявые ботинки его возбудили у каких-то бродяг насмешливое сочувствие.
— Что, господин скубент, может, поднести вешшички?
Вдруг толстяк в панаме выбежал из буфета, отчаянно крича:
— Да-а-ша! Да-ша! Я здесь!
Откуда-то появилась такая же "комплекция", как и он, и супруги принялись тискать друг друга в объятиях.
Бахчанов плюнул с досады. Поезд ушел, а винить было некого, кроме самого себя: надо же так разыграться воображению! Потом он рассмеялся: чемодан-то в целости! Но ведь не по шпалам же идти к товарищу! А торчать здесь в ожидании следующего поезда тоже неразумно…
Подошел встречный пригородный. И Бахчанова осенила простая мысль — отвезти чемодан к Фоме Исаичу. "Как это мне не пришло в голову раньше?" — сердился он на себя. Уселся в поезд и поехал обратно в Питер. Попал туда к вечеру. Как назло, хлынул проливной дождь. Спасаясь от него, завернул в пивную. Посетителей здесь было много, — всё рабочая братия. Он заказал бутылку пива, совсем не интересуясь болтовней за столиками. Однако чуть не подскочил на месте, когда один из рабочих, с перевязанной рукой, громко сказал:
— Братки, послушайте, о чем пишут в запрещенной газете "Искра"!
Он взмахнул хорошо знакомым Бахчанову небольшим листком папиросной бумаги. Рабочие, придвинулись к нему. Но владелец пивной потребовал прекратить чтение. Поднялась перебранка, шум… И наконец случилось худшее, что мог ожидать Бахчанов: появился "фараон".
Не успел он приняться "за дело", как Бахчанов, схватив пустую бутылку, хлопнул ею по висячей лампе. В наступившей темноте сообразительные рабочие затолкали городового за стойку, а сами стали выбегать на улицу…
Бахчанов выскочил одним из первых. Бежал без оглядки по темным улицам, сердце стучало, точно готовясь лопнуть… Но чемодан, драгоценный чемодан, был спасен…
Через час Бахчанов уже стучался в облюбованную им "конспиративную квартиру" — каморку Фомы Исаича Водометова. Тот принял его с распростертыми объятиями. Он сразу смекнул, что без нужды не станут искать у него пристанища. Что-то стряслось, а раз так — значит, нужно приютить и обогреть желанного гостя.
— Ничего, рыбачок! Взгода и невзгода — что погода и непогода. Перебудется. Ставь-ка чемоданишко под кровать. А сам выспись. Вернусь, чаю заварю, булками попотчую.
И, взвалив на плечи скрипучую корзинку, Фома Исаич ловко заковылял на улицу.
В эту ночь Бахчанову снилась Таня в белой шляпе, сдвинутой ветром на затылок, с бледным лицом и расширенными не то от испуга, не то от удивления глазами. Проснувшись, он с тоской думал о ней, пытался еще раз разобраться в причинах ее странного молчания. "Почему же, — мучительно соображал он, — она не написала хотя бы трех сухих, даже самых бессердечных слов? Что заставило ее так поступить?"
Его неудержимо потянуло к ней. Увидеть, узнать, счастлива ли она теперь. И вот он не выдержал и решил отыскать ее. В адресном столе получил справку о местожительстве Лузалковых. Да, как и говорила молочница, они жили на Гороховой, в самом начале улицы, недалеко от Александровского сада. Бахчанов прошел насквозь большой грязный двор, отыскал в углу нужную лестницу, поднялся на четвертый этаж, постоял перед дверью Таниной квартиры и… повернул назад. Порыв, толкнувший его к Тане, прошел.