Однако с тех пор он перестал посещать Таню. Похоронив мать, умершую в больнице, Таня вся ушла в работу. Но тут начались непонятные явления. Ее уволили из одного магазина, потом из другого и вообще ей перестали давать заказы даже те магазины, у которых она, как мастерица, была на отличном счету.
Она догадывалась: кто-то ей мешает, — и ничего не могла сделать. В это трудное время ее, беспомощную, всеми покинутую, и поддержал Сергей Кириллович Лузалков.
Музыкант полюбил ее давно, еще в ту пору, когда Бахчанов был на воле, но рассчитывать на ответное чувство не смел. Теперь же он сделал ей предложение, сам страшно смущаясь своей решимости. Таню это предложение застигло врасплох, и она согласилась, — скорее всего потому, что не хотела огорчать Лузалкова, единственного бескорыстного друга, к которому она испытывала и уважение и доверие.
После венчания они месяца два жили безмятежно. Таня, по совету супруга, занялась исключительно домашним хозяйством. Сергей Кириллович полагал, что одного его заработка будет хватать на семью. Заработки же его увеличились. Он играл по приглашению сразу в двух местах и вдобавок давал уроки музыки сыну крупного бакалейщика. Но потом вдруг все пошло вниз. Под каким-то благовидным предлогом его уволили из симфонического оркестра. Уволили без всякого объяснения и со второго места. Вслед за тем отказался от услуг музыканта и бакалейщик. Лузалкову пришлось долго обивать пороги в поисках работы. Он сделался рядовым скрипачом третьеразрядного ресторана.
Но испытания Лузалкова на этом не кончились. Однажды полупьяный посетитель ресторана обвинил музыканта в краже своих часов. Был допрос, мучительное следствие, и за неимением улик он был отпущен. Все же имя честного музыканта было запятнано. А этой весной грянул еще удар. Ночью явилась полиция, произвела обыск и "нашла", то есть попросту подкинула Лузалкову, революционную прокламацию. Его увели в тюрьму. Он просидел месяц, и лишь благодаря тому, что Таня скрепя сердце вновь обратилась к своему влиятельному покровителю за помощью, Лузалкова освободили, взяв подписку о невыезде.
— И тут я понял, — воскликнул музыкант, заканчивая свой странный рассказ, — что меня кто-то хочет сжить со света… Может быть, оторвать от Тани… Оставить ее вновь беззащитной и одинокой… — и упавшим голосом добавил: — Меня все чаще стала жалить мысль, что подобно несчастному доктору из чеховской "Палаты № 6" я втиснут в какой-то заколдованный круг. А как из него выбраться — один бог ведает. Но признаюсь вам: если бы нашел истинного виновника нашей беды — не задумываясь убил бы его, хотя не знаю, было бы это лучше для Тани или нет.
— Кто же, вы думаете, мог быть вашим врагом?
— Мне иногда кажется, что это бывший Танин покровитель, а может быть — и поклонник, отвергнутый ею, то есть…
— То есть?
Лузалков болезненно скривил лицо, оглянулся по сторонам, точно боялся напороться на всевидящие глаза своего таинственного врага, и прошептал:
— Чиновник из департамента полиции Мокий Власович Кваков!
— Кваков?! Вот бестия! — вырвалось у Бахчанова. Он судорожно рассмеялся. — Не правда ли, смешная фамилия?
— Да, фамилия смешная, но сам Кваков ужасен… — Лузалков крепко стиснул руку Бахчанова: — Вы истинный друг. Я уверен, что вы наш друг. Вы поможете вывести Квакова на свет ясный. И вообще я верю, что в конце концов все пройдет и останется одна чистая правда. Пока же я стал действовать. Да, да, действовать. Знаете, что я уже сделал? Написал жалобу самому министру внутренних дел. На двадцати страницах. Представляете?!
Бахчанов не удержался от усмешки:
— Представляю. Один мой приятель тоже писал…
— Вы сомневаетесь, — сказал с досадой Лузалков. — Впрочем, вам, нигилисту, и на роду написано так. Но скажите: неужели нельзя будет, в случае чего, и на министра пожаловаться — сенатору, царю, митрополиту? Ведь это ни на что не похоже. Где мы живем — в цивилизованной стране или в Центральной Африке?
— Мы живем в бесправной стране, где возможна любая провокация, — сказал Бахчанов.
— Простите, Алексей Степанович, ну а что же с вами-то? — спохватился Лузалков. — Ведь вы…
Бахчанов неопределенно махнул рукой:
— Как видите… Так вот, Сергей Кириллович, если вы не против, я бы хотел быть в курсе вашей борьбы…