Глава восьмая
В СТАРЫХ ПИТЕРСКИХ УГЛАХ
Снова Питер. Снова "прозрачный сумрак, блеск безлунный". В светлых, как ртуть, струях Невы, в тускло поблескивающих оконных стеклах отражалась блеклая заря убывающих белых ночей.
Бахчанова очень беспокоил вопрос о ночлеге. Не бродить же по ночным улицам бесприютным. Где жить? Паспорт у него был ненастоящий. С таким сомнительным документом было слишком рискованно прописываться на постоянное жительство в столице. Поэтому он предпочитал жить без прописки, хотя это было сопряжено со многими неудобствами, не говоря уже о явной опасности провала.
Правда, свет не без добрых душ. Люди мужественно предоставляли свои квартиры для временных ночевок революционерам. Бахчанов безотказно находил надежный приют у рабочих, студентов, фармацевтов, врачей, артистов, мелких чиновников, — словом, у всех тех, кто готов был оказать какое-нибудь содействие гонимым поборникам свободы. Бахчанов чаще всего отказывался от чужого крова, не желая подводить гостеприимных людей в случае своего провала.
Тревожил также и вопрос о средствах к жизни. Было тягостно просить денежной помощи у товарищей из комитета, поэтому Бахчанов предпочитал искать заработка.
Но постоянной работы он получить не мог, поскольку его паспорт не был прописан. Паспорт не требовался лишь на поденных работах, и Бахчанов пытался временами использовать эту возможность. Но все же выхода из стесненного положения она не давала. Очень часто случалось, что Бахчанов ложился спать голодным, хотя люди, у которых он оставался, всегда предлагали ему не только ночлег, но и ужин.
Зато как радовали первые успехи крепнущей "искровской" работы!
Филеры и провокаторы ходили озадаченными. Где найти того, кто в последнее время так неуловимо распространял "Искру"? Она появлялась и читалась в самых неожиданных местах, Однажды ее нашли приклеенной даже к стене здания охранки. В газете как раз разоблачалась гнусная закулисная работа жандармов.
Бахчанов узнал: на Выборгской стороне, в Сосновке, собирается тайная рабочая сходка. Выступит местный столп "экономизма" Солов, вернувшийся из-за границы. Снабдив трех своих товарищей-единомышленников последними номерами "Искры", где здорово доставалось теоретикам "экономизма", Бахчанов, по поручению некоторых "искровски" настроенных членов из районной группы "Союза борьбы", поехал на сходку. Заядлые "вышибалы" узнали его, подхватили под руки и потащили прочь. Он подчинился силе, но его товарищи успели незаметно пораспихать тоненькие газетные листки по карманам рабочих.
В это время по колдобинам Муринского проспекта тряслась и раскачивалась лакированная пролетка. Молодой губастый извозчик с усами цвета льна, поглядывая то на дорогу, то на седока, с барственным видом развалившегося на сидении, рассказывал:
— Вот вы, барин, говорите, заводским живется ху-жее… А таким, как мне, думаете, легше? Бывал и я в заводских. Тесть как-то устроил на казенный Обуховский. Конешно, служить мне пришлось на канительном деле. Сторож, хожалый, все больше на обысках. Тут честность нужна во какая! И помощник начальника завода, его высокоблагородие подполковник Иванов, мне так говорил: "Ты, Антип Бегунков, все равно как гренадер на часах. А вокруг тебя, замечай, ходит унутренный враг: прокламацию норовит протащить али в кружок собраться". Ну, я и стал изобличать. По-честному, без пощады. Душ двадцать загнал в участок. А пятерых так даже по Владимирке угнал. Пущай не читают другим всякие газетки противу царя-батюшки. Ну, конешно, его высокоблагородие хвалит меня. Молодец, говорит, Бегунков. Так и впредь поступай. Награжу. А я ему: "Ваше высокоблагородие, мне бы лошаденку недорогую купить. Сделайте такую милость, подсобите". — "Это зачем же?" — спрашивает. "Да, грю, извозным промыслом мечтаю заняться. На сбрую деньжат собрал, пролетку тесть в приданое нам с Мариной дал, теперь очередь за кобылкой. А на нее кишка тонка". Вижу, его высокоблагородие не одобряет мои мечты. "Службе царской ты здесь нужней", — говорит он мне. Да так и позабыл об этом разговоре, и я не напоминал. А вышло, что жисть сама напомнила. Получилась такая штука. Сморкачи из медницкой сговорились и под самый духов день — раз! — мешок мне на голову и ну дубасить. Так отлупили, думал, с колодок долой. Ан нет. Выпарился в бане — и как рукой сняло. Ладно, грю, ужо погодите, разбойники, натаскаю я вас в Сибирь десятками.
А они вроде бы забастовкой угрожают, пока не буду прогнан. Будь год тому назад, их бы, шаромыжников, порасстреляли бы. А ноне не то. После обуховской драки начальство вроде бы робчее стало.