Снова для узника потекли унылые дни, полные тоскливого бездействия.
В камеру не проникал уличный гомон, бесконечный, как шум моря. Вокруг стыла тишина. Иногда он пытался представить себе знакомые картины.
Вот низкое осеннее небо. По нему невесть откуда плывут угрюмые облака. Давно осыпалась с берез притихшего парка ржавая листва. По утрам, должно быть, уже тянуло пронзительным холодком, и давно утонула в черной воде заводских канав ряска, а на жухлую траву пустырей прилег ночной гость — иней. Недалек тот час, когда на смену частым моросящим дождям придут первые заморозки, повалит мокрый снег, и в унылой морозной тишине вмерзнут в речной лед буксиры и баржи.
Когда узенькое тюремное оконце опушилось снаружи сверкающим снегом, он обрадовался этому снегу, как гостю, как событию, которое скрашивало унылое однообразие старой каменной стены.
В этот день соседняя камера снова опустела. У товарища Вениамина пошла горлом кровь, и его свезли в тюремную больницу. Жаль было несчастного соседа.
В тот же день Бахчанова вызвали на допрос. Следователь — молодой лощеный блондин, один из тех судебных чиновников, кто еще только начинает карьеру, но уже успел овладеть тонкостями коварного дознания, — с напускной важностью сперва стал задавать малозначащие вопросы, почти не имеющие прямого отношения к "существу дела.
Этот прием насторожил Бахчанова. Уже идя сюда, он раздумывал над тем, как лучше держаться на допросе. Конечно, надо думать, что все дело ограничится чисто формальной процедурой, после чего без суда к следствия последует вторичная высылка туда, куда "черный ворон костей не заносил".
Но разговорчивый следователь уже в самом начале допроса дал понять, что на этот раз дело идет не об административной высылке, а о суде.
Бахчанову было известно, что в борьбе с растущим влиянием революционной социал-демократии департамент полиции прибегает к усилению репрессий. По-видимому, в департаментских сферах простая административная ссылка в Туруханский край или в Якутскую область уже признавалась средством весьма мало эффективным для устрашения строптивых. Наиболее ревностные из охранителей "устоев" начинали ратовать за каторжные работы, за лишение всех прав и состояния, а ссылку признавали только пожизненную. Подобные приговоры могли быть вынесены только по суду. Впрочем, искушенные люди не придавали никакого значения шемякинским судам царской империи, а перемена декораций никого не могла обмануть. Бах-чанов понимал, что внешнее соблюдение законности в империи Романовых положения не меняло: жестокие расправы оставались в силе, менялась же только вывеска. Поэтому он с усмешкой сказал:
— По суду ли меня лишат свободы или без оного, сущность одна и та же, или, как говорится в одной пословице: "Не вмер Данило, так болячка его задавила". Я отрицаю ваш суд, его правомочность, категорически отказываюсь давать какие-либо показания и принимать участие во всей судебно-следственной комедии.
Покручивая чахлую желтоватую бороду, следователь старался сохранять важный и строгий вид:
— Уместны ли в вашем положении подобные шутки?
Имея уже опыт невольного знакомства с подобными служителями Фемиды и зная их повадки, Бахчанов ответил:
— Именно в моем положении и надо шутить.
Следователь кисло улыбнулся:
— Я понимаю вас, потому что не принадлежу к людям, лишенным чувства юмора, но… мы же с вами сейчас не в гостях.
Бахчанов развел руками:
— Увы, я ничем тут не могу быть вам полезен.
Следователь почувствовал себя в нелепом положении. Он в угрюмом недоумении смотрел на свое перо, которое несколько раз без надобности обмакивал в чернила. Лист бумаги перед ним по-прежнему был чист.
— Я не понимаю, на что вы рассчитываете? Ведь у закона есть полная возможность уличить вас неопровержимыми фактами…
— Прекрасно знаю, что это значит, — подхватил Бахчанов, — да, да, разумеется, у царского беззакония всегда найдется возможность подбросить обвиняемому так называемые "улики", вызвать из мрачных недр департамента Угрюм-Бурчеева профессиональных лжесвидетелей, чтобы засадить в тюрьму любого человека.
На этом "допрос" окончился. Однако на следующий день Бахчанов снова был приведен в кабинет следователя. Здесь он неожиданно увидел машиниста Пан-крата Мукомолова, участника нелегального кружка.
Следователь с нескрываемой насмешкой смотрел то на Бахчанова, то на Мукомолова:
— Ну, что же не здороваетесь, господа? Это вам не возбраняется. Пожалуйста…