Он вскоре ушел, сказав, что должен повидаться с каким-то человеком. Этот человек как раз и обещал помочь беглецам некоторой суммой денег.
Бахчанов прилег на диван, но, возбужденный всем пережитым, заснуть не смог.
Осаждали всякие мысли, и, чтобы успокоить себя, он встал, открыл форточку и с наслаждением вдыхал свежий зимний воздух, которого так долго был лишен.
Воздух успокоил его, он вернулся к дивану и сразу уснул.
Он не знал, сколько времени проспал, но в окно, сквозь кисейную занавеску, уже глядел звездный вечер. В прихожей кто-то громко постукивал ногами. Это был Глеб. Он только что вернулся.
— Все разведано, Алексис. Вокзалы полны филерами. На перронах и даже на товарной станции усиленные наряды полиции. Шарят по всем вагонам. В ряде мест идут облавы. Пахомыч сообщил, что даже к ним в особняк пожаловала полиция. Конечно, справлялись о многогрешном рабе божьем Глебусе. По-видимому, что-то пронюхали. Нам нужно с тобой сегодня же сниматься с якоря. От любования питерскими вокзалами, разумеется, воздержимся. Есть другая стратегия. За Волынкиной деревней у разъезда нас будет ждать в два часа ночи воз с сеном. Возница свой человек, родитель одного путиловского товарища. Нас, укрывшихся в сене, подвезут к ближайшей загородной станции. Там мы заберемся в паровоз, поближе к горячему машинному маслицу (об этом все уже обговорено с машинистом) и таким образом долетим до тишайшей Луги. Дальше видно будет. Деньги и документы раздобыты главным образом для тебя. Мне же до Москвы путь невелик. Обойдусь. Ну, а пока, приличия ради, пойдем в библиотеку подагрика и полистаем фолианты о беспозвоночных.
Направляясь в библиотеку генерала, Промыслов предупредил Бахчанова:
— Очень возможно, что мой меценат сейчас тоже приковылял сюда и, обложенный медицинскими справочниками, изучает после сытного обеда свою подагру. Но ничего, пойдем…
Вот и библиотека — высокие, доходящие до потолка шкафы — хранилища книжных сокровищ, бронзовые бра, камин с пляшущим в нем огнем, а на стене большой, тусклый от времени портрет краснолицего и низколобого рыцаря в мантии, с изображенным на ней остроконечным мальтийским крестом.
Как потом узнал Бахчанов, предок генерала был рыцарем Мальтийского ордена. Когда Мальту взяли войска Наполеона, рыцари были оттуда изгнаны, и предок генерала переселился во владения новоявленного гроссмейстера ордена российского императора Павла Первого. Здесь, под сенью монаршей милости, он крепко осел со всеми своими чадами, а потом его потомство заняло важные посты в разных департаментах Российского царства.
Промыслов с порога поднял руку и необыкновенно громким голосом приветствовал хозяина дома:
— Здравия желаю, ваше превосходительство!
Лохматый остроносый старичок, в ватном халате, сидел в кресле с высокой резной спинкой и, протянув худые тонкие ноги к огню, сосредоточенно перелистывал медицинский журнал. Услышав голос Промыслова, генерал ядовито усмехнулся.
— А, — сказал он хрипловатым голосом, — комета Галлея вернулась…
— Да, Гавриил Самсонович, и притом с хвостом! — Промыслов кивнул на своего спутника. — Разрешите представить сие светило: мой университетский коллега господин Алексеев, страстно увлекающийся изучением образа жизни глубинных беспозвоночных тварей.
Потом обернулся к настороженному Бахчанову и сказал несколько тише, но все же настолько громко, что мог быть услышанным хозяином дома.
— Знай, дружище: генерал Гаврила не глуп, хотя и не без предрассудков, свойственных российским феодалам мальтийской закваски.
Бахчанов предупреждающе тронул Промыслова за руку: мол, воздержись от слишком громкого тона. Но Промыслов весело отмахнулся:
— Не беспокойся. Его превосходительство туг на оба уха.
Между тем хозяин дома отложил раскрытый журнал на круглый столик и, поглаживая свои ноги, сказал тоже подчеркнуто громко:
— А знаешь, Глеб, у меня сегодня завтракал твой шурин Некольев.
— Какое мне до него дело, Гавриил Самсонович?
— Ну да. Но он только что передал, под строжайшим секретом, интересную новость. Вчера ночью из тюрьмы бежала целая группа опасных политических преступников. Многие из них смертники. Слыхал?