— Из России?! Недавно из России?
И уже в чистеньком коридорчике:
— Надя! Надя! К нам из России приехал "искряк". Да еще какой! Питерец!
Взволнованный и растроганный, Бахчанов смотрел повлажневшими глазами то на Владимира Ильича, то на Надежду Константиновну. Быстро появились на столе чай, булки. Владимир Ильич, торопливо свернув свои бумаги, подсел к Бахчанову, закидывая его вопросами. Чувствовалось, что он старался восполнить пробел, вызванный вынужденной оторванностью от родины. Его замечательная память позволяла ему с легкостью беседовать о большом круге питерских товарищей, которых он отлично помнил, судьбами которых горячо интересовался и провалы которых так же больно переживал, как отец, теряющий своих сыновей.
Особенное огорчение вызвал у него арест Бабушкина.
— Иван Васильевич — гордость нашей партии. Талантливый организатор…
Владимир Ильич взволнованно встал, распахнув пиджак, сунул большие пальцы рук в жилетные карманы и тихо прошелся по комнате. Помолчал. И вдруг устремил глаза на истрепанные ботинки Бахчанова:
— Вы что же, батенька, на инфлуэнцу хотите нарваться?
Бахчанов смутился:
— Пустяки… вода еще не проходит…
— Снимайте, снимайте. Нечего по пустякам геройствовать. Видите, какая погода! Наденьте-ка пока вот это… — И Владимир Ильич указал на комнатные туфли.
Бахчанов до глубины души был тронут такой заботливостью. С тех пор как скромный Николай Петрович ходил по кружкам Невской заставы, много утекло воды. Многое изменилось. Но Владимир Ильич оставался верен своей натуре. И внешне и внутренне он был, как всегда, человечески прост и обаятелен. Он и говорил-то самыми обыденными житейскими словами. Притом, видимо, любил подмечать смешное и ценил эту способность в других. В этом Бахчанов убедился, рассказав в комических тонах историю получения им чемодана с двойным дном. Широкие плечи Ильича затряслись, смех овладел им. Смеялся он раскатисто и заразительно, как могут смеяться только люди, прещедро наделенные могучими силами жизни и безоблачной ясностью духа.
И еще. Кажется, необъяснима и загадочна была причина того обаяния, под власть которого попадал всякий человек, хотя бы один раз соприкоснувшийся с Владимиром Ильичом. "Он столь же гений души, сколько гений ума", — думал Бахчанов.
— Ведь гвоздь нашего здесь дела, — подчеркнул Владимир Ильич, рисуя трудности распространения "Искры", — это перевозка, перевозка и перевозка!
Бахчанов подробно передал свой разговор в Москве с Марией Ильиничной и Иваном Васильевичем.
Владимир Ильич сказал, что у него самого давно возник план: набирая "Искру" где-нибудь за границей, изготовлять там же с набора матрицы, а для отлития стереотипа отправлять их в Россию, в адрес какой-нибудь хорошо оборудованной типографии. Одна из подобных возможностей, благодаря энергии таких выдающихся кавказских искровцев, как Кецховели, уже осуществлена. Матрицы "Искры" идут сухопутным путем по маршруту Цюрих — Вена — Константинополь — Тавриз и через персидскую границу в Баку. Там имеется подпольная типография "Нина", где закавказские искровцы с похвальной энергией размножают "Искру". Имеется подпольная типография и в Кишиневе, где товарищи тоже взялись за печатание "Искры".
Но двух типографий для целой России недостаточно. Надо ставить их в других пунктах страны.
— Впрочем, об этом мы с вами еще успеем потолковать, — закончил Владимир Ильич. — А сейчас отдыхайте.
На следующий день, после обеда, он позвал своего гостя на прогулку. Несмотря на февраль, погода была совсем весенней. Бахчанову даже чудилось в воздухе тонкое благоухание распустившейся вербы. Свежий ветер раскачивал оголенные ветви старых лип. Сквозь неумолчное щебетание птиц слышался шум реки. По ней изредка проносились раскрошенные льдины.
Владимир Ильич шел неторопливо, сдвинув широкополую шляпу на затылок и заложив руки за спину, под пальто. Говорили о многом, более всего, разумеется, о питерских и российских делах. Ильич даже вспомнил о родной природе. Поглядывая на бурное течение Изара, он вдруг сказал:
— А ледоход у нас на Волге величественный! — и, помолчав, с едва заметной грустью прибавил: — Представьте себе: вчера мне приснилась наша Нева…
И знаете, какое место?
С удивительной любовью и точностью он стал перечислять петербургские набережные, и Бахчанов понял, как рвется Ильич туда, на родину, и как нелегка ему насильственная разлука с ней.