Молва подхватила ее неосторожные слова, а у Вардэна закружилась голова. Он чаще прежнего приглашал ее на танцы. Отец, мать и брат девушки благосклонно смотрели на его ухаживания. А разве закроешь рот всем, кто в танцевальном хороводе хлопал в ладоши и взывал: "Смотрите, смотрите, какая прекрасная пара! Они прямо созданы друг для друга".
Пусть говорят. Ведь не могла же она сказать всем, в том числе и Вардэну, что стала тайно помогать революционерам. И что за грех, если она действительно давала некоторую надежду Вардэну на свадьбу! Вахтанг, конечно, прав: отвернись от нее Вардэн, как смогли бы искровцы без его парусника добывать в море газету? Нельзя же в самом деле пренебречь даровым парусником! За парусником Вардэна не так смотрит береговая полиция, как за другими судами. В конце концов чего-нибудь да стоит в глазах полицейских служба Коция Нукашидзе, двоюродного брата Вардэна, в чапарах — стражниках.
А как потускнел в ее глазах Вардэн, когда, словно в сказке, откуда-то из-за моря вышел к ней навстречу этот бесстрашный русский!
"Геро, Геро, хотела бы я знать, что у тебя на душе? Чувствуешь ли ты то, что испытываю я? Мне непонятны слова той песни, которую ты сейчас поешь. Но звуки ее почему-то сжимают сердце, куда-то зовут…"
— Что он поет? — тихо спросила она.
Васо тотчас же обратился к Бахчанову:
— Тамада! Ее интересуют слова…
И, не дожидаясь его ответа, сам, как мог, объяснил содержание песни. Девушка утвердительно покачивала головой: теперь ей понятно.
— А о какой стране говорится в этой песне?
Васо затруднился ответить и обратился за помощью к Бахчанову:
— Скажи ей, Васок, что ни у нас, ни за дальними морями нет еще такой страны, где бы труженики жили счастливо. Нет такой страны, товарищи. Ее нужно создать.
А за дверью в это время стоял человек, прислушиваясь к звукам незнакомой песни. Он как бы размышлял: войти или не войти? Был он стройный, крепкий, в черной бараньей папахе, в темно-зеленой, хорошо сшитой чохе. Его темное, с тонкими чертами усатое лицо можно бы назвать красивым, не будь в глазах выражения какой-то мрачной недоверчивости. Он сейчас нервничал, это можно было видеть по его длинным пальцам, непроизвольно барабанившим по кушаку.
Он не слышал всего разговора, но успел захватить обрывки его. В них как будто случайно запуталось его имя. Это вызвало любопытство, недоверчивость, а недоверчив и зол он бывал всегда, когда встречал Кэто в обществе мужчин.
Когда кончилась песня и раздались одобрительные голоса, он решительно повернул ручку двери.
— А! — воскликнул Васо. — Вот и Вардэн. Теперь нам станет еще веселей.
Вошедший снял папаху с бритой головы, поклонился и направился прямо к девушке. Она не изменила своей позы и, только мельком глянув в его сторону, продолжала слушать Васо, переводившего ей какие-то слова.
Васо поспешил представить Вардэну Бахчанова.
— Знакомься, Вардэн, с моим старым русским кунаком Герасимом, — сказал он по-русски и стиснул под столом колено Бахчанова. — Мы вместе с ним когда-то работали на рыбокоптильне. Теперь мой кунак без дела. Приехал в Батум искать счастья. И, как видишь, в плохой час.
— Да, времен нэхороший, — согласился Вардэн, коверкая русские слова, и протянул Бахчанову руку.
— Пой еще, Геро, — вдруг сказала девушка по-русски.
Васо захлопал в ладоши:
— А что, тамада, хорошо у нее получается?
— Это ты ее научил? — засмеялся Бахчанов и запел слышанную им в ссылке от украинцев песню "Дивлюсь я на небо…".
И снова Кэто с живейшим интересом слушала песню и просила Васо перевести слова.
Вардэн мял в руках свою папаху и угрюмо смотрел то на Бахчанова, то на девушку. Она налила ему вина, он выпил, но веселее не сделался. Он все порывался уйти, его упрашивали посидеть. А улучив минуту, когда Васо и Бахчанов о чем-то расспрашивали Вахтанга, Вардэн подвинулся к Кэто и тихо сказал ей:
— Пойдем сегодня танцевать на вечеринку к Тарабишвили. Они просили меня прийти только с тобой.