— Странно слышать, что в России нет пролетариата. Да где же еще можно найти такую свирепую эксплуатацию труда, как не у нас?
Лойкин нетерпеливо заерзал на стуле, а затем встал.
— Думаю, что вы, в какой-то степени, знакомы с марксистской литературой. Но, кажется, вы ничего не слыхали о критике ее. Поэтому разрешу себе задать вам несколько предварительных вопросов.
— Просим, просим, — со смешком сказал Иван Васильевич, взглядом приглашая своих товарищей принять участие в споре. Лойкин, сложа руки на груди, торжественно посмотрел на Бабушкина, как бы предвкушая немедленное уничтожение непрошеного полемиста.
— Прежде всего ответьте, мой друг, на такой вопрос: читаете ли вы журнал «Русское богатство»?
— Не приходилось.
— Жаль, А может, слышали, о чем писал там такой острый ум, как Михайловский?
— Краем уха.
— Краем уха слышать недостаточно. На этом основании позвольте вам напомнить хотя бы один факт. Вот Карл Маркс, столь преувеличенно придававший какую-то роль классу рабочих, основал, как известно, рабочее международное общество, Интернационал. Дальше. По представлению Маркса, этот рабочий Интернационал должен был помочь народам найти общий язык через головы правительств. И что же? Лет двадцать с лишним тому назад грянула война между французами и немцами. Казалось бы, есть удобная возможность применить марксистские принципы и потушить пожар. Что же случилось на деле? Вопреки заверениям Интернационала о братстве, о рабочей солидарности, французские и немецкие рабочие резали и кололи друг друга на полях сражений. Не доказывает ли этот факт той истины, что так называемая солидарность марксистских рабочих бессильна перед демоном национального самолюбия, национальной ненависти?!
Бабушкин встрепенулся:
— Нет уж, извините. Если я слышал только краем уха о писаниях Михайловского, то зато читал реферат одного приезжего марксиста, как раз написанный по поводу статей «Русского богатства».
— Вот как! Ну и что же?
— Насколько мне память не изменяет, там была такая мысль: национальная ненависть порождена корыстными интересами помещиков, купцов и фабрикантов. Уместно ли поэтому обвинять французских и немецких рабочих в желании международных столкновений? Не проще ли допустить совершенно здравую мысль о том, что войны затеваются классом угнетателей в каждой отдельной стране вопреки воле народов?!
Лойкин замахал руками:
— Дебри, дебри. Хватит. Боюсь, что такой спор уведет нас далеко в сторону.
Он повернулся спиной к Бабушкину, давая этим понять, что более не намерен вступать с ним в спор, и продолжал:
— Итак, поскольку социализм — эта прекрасная мечта всего человечества — осуществится не ранее… не будем загадывать, через сколько времени — во всяком случае, далеко и далеко не скоро, — поставим себе следующий вопрос: что мы будем делать в ожидании будущего царства свободы?
— Не сидеть же у моря и ждать погоды, — засмеялся кто-то из рабочих.
— Правильно, — подхватил Лойкин. — Значит, надо бороться за прогресс. Каким же путем? Путем гибкого сотрудничества с наиболее мыслящими и здоровыми элементами существующего режима…
— Великое откровение! — воскликнул Иван Васильевич. — Существующий режим! Ха-ха-ха! В исподлившемся самодержавии искать здоровые и мыслящие элементы?! Здорово! Но скажите тогда на милость: какие же мы будем революционеры, если забудем ненависть к царизму, если перестанем добиваться насильственного свержения проклятого самодержавия?!
— Вы спорите грубо, дружище. Но не буду обращать внимания на форму полемики. Главное все-таки в существе вопроса…
— В чем же оно, по-вашему?
— А в том, что мы боремся за разумные, реальные реформы в пределах даже самого страшного режима. Проще и понятнее говоря, лучше синица в руках, чем…
— А вы поглядите хорошенько: ваша синица-то дохлая!
В глазах Бабушкина, обычно улыбающихся, вспыхнуло несвойственное им выражение злости.
— Да, да, — продолжал он, высвобождая свою шею из тугого крахмального воротничка, — дохлая. И на этот счет наши истинные учителя (только, по счастью, не из «Русского богатства») приводят одно очень остроумное, меткое выражение Салтыкова-Щедрина. Он писал, что горе-друзья народа всегда начинают с того, что просят у начальства реформ сначала «по возможности», далее клянчат: «ну хоть что-нибудь», а кончают тем, что сами приспосабливаются к подлости!
Товарищи Бабушкина с ироническим любопытством посмотрели на Лойкина: как-то он отнесется к ядовитым и беспощадным словам своего противника.