В полном безразличии к стенаниям барыньки Лара быстро направилась к выходу. Возвращалась домой с сознанием сброшенной тяжести, а сердце еще ныло. Терзала тревога за любимого человека. Она думала, что не переживет, если с ним случится самое худшее. Боясь разрыдаться и потерять над собой власть, она кусала губы, торопливо опережая прохожих. И вдруг словно внутренний голос сказал ей: "Крепись, мужайся, вспомни, не ты ли сама мечтала стать подругой человека гонимого, сильного духом, борца за народ?
Не тебе ли судьба послала именно такого человека? Не ты ли призналась ему в своих глубоких чувствах, в своей верности? И если милый твоему сердцу человек нашел тебя достойной, — значит, он верил, что ты оправдаешь самые возвышенные его надежды. Так оправдай же их!"
Придя домой, Лара почувствовала себя готовой к решительным действиям. Ей все ясно: надо бороться за него! Она сейчас переоденется и отправится в тюрьму просить свидания с заключенным. Откажут — попросит передать письмо. Села к столу и начала писать.
"Как гром среди ясного неба, меня поразила весть о твоей неволе, дорогой Алеша! Если бы ты мог представить мое душевное состояние в эти дни…"
Подумала и все перечеркнула. Нет, не следует показывать врагам, как тяжело переживают их жертвы свое несчастье. Письмо должно дышать силой, спокойствием, уверенностью в правоте дела, за которое боролся заключенный.
Начала снова писать. А в дверях старушка соседка.
— Давешний барин приехал.
— Меня нет дома.
— Ух, как ты зла, касатка моя! Да уж мое дело — сторона. Поступай, как сердце велит.
В комнату быстро вошел Солов:
— Лариса Львовна! Простите великодушно. Но зачем же так сурово?
Он глядел на нее с мягким укором несколько затуманенными глазами.
— Мы вас ждали. Вся труппа была в сборе. И если бы вы тогда сели в экипаж, а не направились к Зинаиде Стратоновне, все было бы прекрасно.
От Солова пахло вином, и становилось понятным, откуда взялась у него развязность. Он продолжал жаловаться на свою супругу, считая, что она шумным появлением смутила участников концерта, что это вполне в ее характере, она не понимает искусства и к тому же ужасно ревнива.
— И вот мы, то есть я и мой концертмейстер, — Солов подошел к окну и показал на экипаж, где сидел какой-то субъект в низко надвинутой на лоб шляпе, — мы очень просим вас: останьтесь в нашей труппе, будьте ее гордостью, и клянусь вам, — он понизил голос до драматического шепота, — у вас будет жизнь, какой позавидуют все без исключения.
Она отрицательно покачала головой.
— Я знаю, я понимаю, — говорил он, подходя к ней, — вас смущает Зина. Но мы устроим наш театр не здесь, а в другом городе. Поедете? Я думаю — да. Разумеется, только "да"! За это говорит разум, логика, ваше слово и, наконец, контракт, добровольно вами заключенный.
Лара отступила на шаг, встала из-за стола, отчужденно посмотрела на непрошеного гостя:
— Нет, господин Солов, я никуда не поеду. И наш контракт прошу сейчас! же разорвать. Может быть, это, по-вашему, дурно, но мое слово, моя подпись были даны в минуты отчаяния. Надо было спасти человека. Вы обещали это сделать, но он все-таки арестован в тот же день и теми же самыми людьми.
— Жаль. Какая неожиданность. — Солов потирал наморщенный лоб, словно старался вспомнить что-то очень далекое. — Проклятый режим и проклятые слуги его! Разве можно им верить? Впрочем, не отчаивайтесь. Если сию минуту ничего нельзя предпринять для освобождения вашего человека, то завтра мы что-нибудь придумаем. А сейчас — прочь тоску. Уделим внимание вашему таланту. Едемте к французу. Он прекрасный знаток музыки.
Но она оставалась непреклонной. Скрывая досаду, Солов неохотно вернулся к двери:
— Бедняжка! Вам не дает покоя несчастье с вашим человеком. Скажите, ваши друзья знают подробности ареста?
— Мои друзья? У меня нет их здесь. Я хлопочу одна.
— Сизифов труд! Вам дали хотя бы свидание с тем человеком? Или вы из предосторожности не будете хлопотать?
— Буду. Сегодня же поеду к начальнику тюрьмы.
— О, вы многим рискуете. Будьте осторожны. Однако вам надо думать о неизбежных расходах. Между тем ваше положение…
Он обвел многозначительным взглядом стены более чем скромной комнаты и сунул руку в боковой карман. Лара поняла его жест, и страх попасть сейчас в зависимость от этого коварного человека мгновенно вытеснил из головы все мысли о нынешних и грядущих материальных бедствиях. Девушка поспешила энергично запротестовать, и Солов, прочтя в ее глазах огоньки непритворного гнева, не без сожаления отказался от своего намерения.