Он еще произносил какие-то слова, но уже совершенно беззвучно, а потом умолк. Алеша понял, — умолк навсегда, и весь затрепетал от ужаса и горя. Упал на колени, прижал к своей щеке ледяную отцовскую руку, и ему показалось, что мертвые пальцы отца слегка согнулись, точно он хотел в последний раз ободряюще погладить сына по щеке…
Алеша не помнил, как вышел из барака, завернул на какой-то пустырь, и здесь за штабелем дров выплакал свое горе. Когда он пришел домой, глаза его были сухи. Он прилег на койку и долго лежал, глядя в потолок, ни о чем не думая, ощущая только горестную тишину и пустоту вокруг себя…
На холерное кладбище, кроме Алеши, пришли отдать последний долг праху умершего Бабушкин и соседи по хибарке, старые текстильщицы, когда-то работавшие с покойным.
Гроб опустили в мокрую яму. Алеша теребил в руках измятую фуражку, пытаясь проглотить царапающий комок в горле. Могильщик торопливо сыпал на гулкий гроб землю пополам с известью, а Иван Васильевич тихо говорил о том, как коротка и безрадостна жизнь пролетария…
Несколько дней Алеша остро переживал свое одиночество. Тани в городе не было: она работала у заказчицы на даче. Иван Васильевич в нерабочее время был занят делами кассы, и вечерами Алеша оставался совсем один.
В эти дни он особенно чувствовал усталость и, приходя домой, сразу же ложился спать. Нелегко было забыть горе. Но постепенно он стал привыкать к своему новому положению. Он выкрасил в комнате пол и подоконники, переставил по-новому вещи, развесил на стенах купленные гравюры, а среди них — старую фотокарточку отца и матери. На фотографии Степан Бахчанов выглядел молодцеватым крепышом, а открытое молодое лицо матери радостно улыбалось.
После дождей, продолжавшихся целую неделю, установилась ясная и сухая погода. Рассеялись облака — и в окно Алешиного жилища ударили теплые солнечные лучи. Обновленная комната показалась ему теперь уютной, и он поймал себя на мысли, что им упущено много ценного времени. На столе выросла целая стопка купленных книг.
В свободное время он делал библиотечные полки и каждый вечер ожидал Таню, думал о ней и грустил.
Раз в воскресенье, когда Алеша строгал доски, она неожиданно пришла, вместе со своей подругой, очень смешливой девушкой. Им обеим понравилось Алешино жилище. Посидели, полистали книги, похохотали и ушли.
А он-то полагал, что ему удастся серьезно, по душам поговорить с Таней.
— Зачем ты пришла не одна? — укорял он Таню, встретившись с нею через несколько дней на улице.
— Из-за твоих соседей, — краснея, оправдывалась Таня. — Кумушки тут всякие… Сидят, смотрят во все глаза и судачат…
— Ну и пусть. Мы не должны считаться с мнением кумушек. Иначе станем, как и они, жалкими и темными.
— Но, Алешенька, сколько было бы разговоров!
— А хочешь я всем скажу, что ты моя невеста?
— Нет, нет. Не торопись, — заволновалась Таня.
Она обещала снова встречаться с ним, как только будет выполнена работа заказчиц. Ох, эта неблагодарная работа! День-деньской сидишь, склонившись с иглой над шитьем, и не видишь ни весны, ни лета. Но что поделать. Надо чем-то жить и поддерживать стариков…
Глава восьмая
ПОЗДНИЕ ГОСТИ
В сутолоке безотрадных рабочих дней прошло лето с его пыльным уличным зноем, мириадами мух, унылыми звуками шарманок и зловещими надписями: «Не пейте сырой воды». Застава все еще жила перемежающимися забастовками или думами о них. Чаще прежнего на тракте гарцевали казаки и жандармы.
Как-то осенью, просидев до полуночи за книгой, Алеша услышал стук в дверь. Подошел, спросил, кто стучит.
— Блинщик! — ответил знакомый голос.
Брякнул крюк, и Алеша радостно пожал руку Ивана Васильевича.
— Ну и дождина! — говорил тот, стаскивая с себя мокрое пальто. — Видать, до самой зимы не просохнет.
Алеша искал на усталом лице гостя признаки тревоги и не находил. Это удивляло его. Ему было известно от самого же Бабушкина, что полиция ретиво искала организаторов рабочей кассы.
— Черт их побери, шпиков! — весело сказал Иван Васильевич. — За мной один увивался, как слепень. Я уж и так и этак. Пять раз с конки сходил, пока избавился от него…
И с какой-то торжественностью, взяв Алешу за плечи, добавил:
— Ну, Алешенька, и на нашей улице праздник. И у нас появились могучие люди.
Иван Васильевич вынул из кармана измятую и захватанную тетрадку в желтоватой обложке. Алеша успел только прочесть: «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?»