Воронцова-Дашкова что-то сказала мужу по-французски, и он с притворной мягкостью обратился к девушке:
— Можете идти. Я распоряжусь.
Девушке было недостаточно этих слов.
— Вот здесь все мною изложено, — и она подала бумагу. Воронцов-Дашков по привычке опасливо покосился на сложенный лист, остерегаясь какого-нибудь подвоха. Догадливый адъютант подлетел к просительнице, принял из ее рук лист и встал так, что несколько оттеснил Лару от наместника и его супруги. Те поспешно прошли в кабинет директора театра…
Отдавая все свои дни работе в динамитной мастерской, Сандро не переставал интересоваться судьбами своих друзей. Его очень огорчил арест Бахчанова и обрадовал боевой успех красной сотни Шарифа.
А когда пришла быстрокрылая весть о том, что народом вырван у напуганного царя манифест о свободах, Сандро уже не мог усидеть и вышел на улицу. Так хотелось поглядеть на нее при "новых порядках".
Заметив на перекрестке толпу возбужденных манифестантов, он подошел ближе. В эти минуты слиться с толпой ему казалось особенно приятным. Он прислушался. Неведомый оратор призывал не верить царю и требовать от него такой гарантии, как вооружение народа. И вдруг словно черный вихрь: откуда-то налетели гикающие казаки. Началось беспощадное избиение мечущихся людей. Сандро был сбит с ног. А когда поднялся — увидел себя среди пляшущих коней. Закрыв голову руками, он хотел прорваться в ворота соседнего дома, но под ударами казачьих нагаек рухнул на тротуар. Потом, когда жестокий вихрь пронесся, Сандро увидел себя в группе задержанных. Всех их погнали к полицейскому участку, где обыскивали и коротко допрашивали. Некоторых нехотя отпускали. С лекуневцами этого не случилось.
— При тебе найдена особого рода литература, — многозначительно сказал пристав. Сандро вспомнил: действительно, в левом кармане его пиджака была политическая брошюра. Сандро находил, что теперь нет ничего предосудительного в том, что он носит подобную литературу. Ведь по букве закона и духу конституции (свобода печати!) она уже не является запрещенной. Поэтому он с возмущением сказал:
— Во-первых, кто дал вам право "тыкать", а во-вторых, какая бы при мне ни была литература, это вас уже не касается. Не те времена.
— Рано пташечка запела, — съязвил пристав.
До последней минуты юноша был уверен, что его отпустят. Эта уверенность сразу пропала, когда его в тюремной карете доставили в городскую тюрьму. Как он досадовал на свой промах! Нельзя было так неосмотрительно покидать свое убежище и пренебрегать железным правилом конспирации.
Окруженный жандармами, Сандро шел по тюремному коридору. Перед ним проскрипела тяжелая дверь одиночной камеры и чуть засветлело узенькое оконце, схваченное железной решеткой. Едва щелкнул ключ в замке, как Сандро заметался в своем тесном узилище. Он в гневе бил исцарапанным кулаком в холодную каменную стену, звал надзирателей, требовал начальника тюрьмы, но никто не являлся на его зов.
Медленно тянулось время, а Сандро все еще не мог успокоиться. Только к ночи силы оставили его, он сполз на пол и в полудреме на несколько минут закрыл глаза. Какие-то неясные сновидения тотчас же окружили его. Из ослепительного света выступила чья-то тень, кто-то легонько коснулся его острых лопаток и участливо спросил:
— Больно, Сандрик?
Юноша вздрогнул. Ашел! Какая радость. Протянул руки. О, если бы Ашел мог знать, как хочется сейчас иметь хотя бы "одну из тех бомб, которые опрометчиво оставлены там, в Надзаладеви, в мастерской жестянщика! Кажется, не задумываясь швырнул бы ее в эту проклятую дверь, даже если бы пришлось самому погибнуть.
А дружеский голос продолжал откуда-то издалека:
— Верю, Сандрик, верю. Но все же прошу тебя не горячиться. Помни о выдержке. Сейчас она нам очень и очень нужна.
— Ах, дорогой Ашел, я все равно им не дамся, и они ничего от меня не узнают. В этом можешь быть уверен. Но как тут не горячиться, если проявлена такая издевательская несправедливость?! Да я при первой возможности вырву шашку из рук конвоира и раскрою череп палачу!
Сандро открыл глаза. Та же темнота вокруг. Конец благодатному сновидению. Он снова принялся ходить по душной камере.
Когда зазеленел квадрат тюремного окна, за дверьми залязгало оружие, послышались шаги, сдержанный гул чужих голосов. Сандро так изнемог, что едва держался на ногах. Вошли стражники в черных бешметах.
Юноша решил сдерживать себя, несмотря на грубые толчки конвоиров, но опять заволновался, едва увидел перед собой "салхинского чиновника" с его противной улыбочкой.