— Городской голова Гучков! — предупредил толстяк.
Солов быстро повернулся. Навстречу ему, поблескивая пенсне, шел твердой военной походкой франтоватый брюнет лет сорока с подкрученными усами.
— Слыхали? Новость чрезвычайной важности! — громко сказал он, протягивая руку Солову. — И новость на радость не только одного нашего Кавеньяка Дубасова. Словом, обезглавлено движение красных! Только что на Косом переулке захвачен в полном составе организационный центр восставших — Федеративный комитет. — Гучков запнулся, заметив в темном углу Тынеля, но подошел к нему и властно спросил:
— С кем имею честь?
— Тынель, художник, — пробормотал Солов так, как если бы хотел сказать: "Не придавайте ему значения. Он тут случайно".
— Ах, вот оно что! — протянул Гучков с легким оттенком того пренебрежения, с каким дельцы-промышленники обычно относятся к лицам "свободной профессии".
Солов вынул из жилета золотую луковицу часов:
— В силу вошло военное положение. Неосторожных могут забрать драгуны. Вам далеко, господин Тынель?
— Нет, — скорей машинально, чем обдуманно, ответил Тынель.
— Тогда вот что, — Солов жестом подозвал к себе Грегуара, — попросите кого-нибудь из военных, чтобы этого человека проводили до его дома. Скажите, что он приезжий, не знал здешних порядков и раньше выйти из дома не мог по моей вине. Вас это устроит? — обернулся он к Тынелю.
— Благодарю, — сухо ответил художник.
А лакей, повинуясь какому-то невидимому для посторонних жесту хозяина, вежливо, но настойчиво шептал:
— Прошу вас… Прошу вас…
Тынель охотно последовал за ним, облачился в передней в свое холодное пальто, подхватил чемодан и облегченно вздохнул, когда очутился на безлюдной морозной улице.
Но, встав рядом с драгунами-провожатыми, Тынель тотчас же почувствовал себя в неловком положении. Куда он с ними пойдет? Разве скажешь им, что желаешь идти на Пресню, или что совсем не имеешь пристанища? А расспросы, по-видимому, неизбежны. И действительно, тот самый драгун, который еще недавно обыскивал Тынеля, зарядил карабин и недоброжелательным тоном заметил:
— Где же ваш дом?
Тынель ткнул пальцем в конец Большой Никитской и пробормотал:
— В конце этой улицы.
— Ого! — сказал второй драгун. — Там же К уд-ринка, баррикады и этот мятежный сброд…
— Мне туда не нужно, — пояснил Тынель, — мне бы только пройти в конец Никитской.
— Нашли время для ходьбы. Разве вас не могли оставить на ночевку в особняке?
— Упрашивали, — солгал Тынель, — да мне надо видеть брата-офицера, раненного в недавней стычке с мятежниками.
Такое заявление изменило отношение драгун к Ты-нелю. Они обещали ему свое покровительство и на все лады кляли повстанцев, угрожая им беспощадной расправой.
Первый драгун, заметив свет в окне третьего этажа, вскинул карабин и прицелился. Гулко раскатился в морозном воздухе выстрел. Полетели осколки стекла, и свет в окне мгновенно погас.
— Так-то, — с бахвальством произнес стрелок, — видать, забыли, подлецы, генерал-губернаторский приказ:, держать окна занавешенными, а форточки закрытыми…
Пошли дальше. Тынель видел, что дубасовский приказ далеко не производит того эффекта, на который рассчитывали власти. В ночных сумерках нередко мелькали силуэты прохожих, и часто сами драгуны со скрытым страхом напряженно вглядывались в эти таинственные силуэты. Было ясно: драгуны боятся напороться на дружинников, владеющих в эти часы полной свободой действий на ближайших улицах.
Впрочем, они уже начинали поговаривать между собой о том, что, пожалуй, нет смысла далеко углубляться по Никитской. Проще было бы сдать Тынеля другим патрульным.
Впереди драгун послышались крик, брань. Но драгуны по каким-то известным им признакам рассмотрели "своих". Встречный патруль тащил схваченного прохожего. То был почтальон, по его словам, выбежавший на улицу по крайней необходимости: у него заболела жена, мать троих детей, и нужно было срочно заказать в аптеке лекарство, прописанное доктором. Но драгуны не верили ему и угрожали расстрелом на месте. Впрочем, сперва они потребовали указать, где укрылись дружинники, пославшие его на разведку.
— Господа, я ничего не знаю, и, если не верите мне, отведите в штаб. Там разберутся, поймут, кто я, — лепетал несчастный, понимая, что сейчас стоит на грани жизни и смерти.
Один драгун ударил почтальона. Тот упал и, медленно став на колени, зашарил руками.
— Господа, моя калоша… Она свалилась с правой ноги… Она где-то тут…