Близ Прудовой улицы отряду семеновцев преградила дорогу пустяковая баррикада, наспех сооруженная из опрокинутых саней, старого буфета и досок, врытых в сугробы снега. Два унтер-офицера встали под навес изуродованной парадной.
— Берегись, Бегунков, западни, — говорил один другому, — подойдешь к буфетику, а по тебе жахнут бомбой из тех вон развалин.
— Знаю, — махнул рукой Бегунков и, обернувшись к солдатам, подал команду: — По подвальным окнам левого дома залпом, взвод — пли!
После залпа семеновцы пошли прямо на баррикаду. Бегунков с четырьмя солдатами вбежал в подворотню, но тотчас же выскочил обратно на улицу, потеряв сразу троих солдат.
— Все одно передавим! — в ярости погрозил он кулаком и доложил подошедшему офицеру о засаде дружинников. Тот немедленно послал вестового на батарею с просьбой "обработать" артиллерийским огнем уцелевший очаг сопротивления.
Загрохотали пушки. В обстреливаемых этажах падали кирпичи, из зияющих пробоин тянулись языки огня и дыма. Казалось, что укрывшиеся в засаде уничтожены.
Но едва затих орудийный обстрел и пехотинцы сунулись к подвалу, как оттуда щелкнул револьверный выстрел и раненый солдат выронил винтовку.
— Какой конфуз перед полковником Мином, — возмущался офицер с мясистым лицом, покрытым шрамами. — Везде все уже кончено, сами мятежники подымают над своими кварталами белые простыни, а тут…
Взбешенный Антип Бегунков снова повел солдат.
В этот момент из подвала еще раз хлопнул одиночный выстрел, и офицер упал, сраженный пулей. Солдаты с ужасом смотрели на черное от дыма лицо неизвестного человека, показавшееся в пробоине.
— Да здравствует революция! Смерть ее врагам! — крикнул он и моментально скрылся.
Оробевшие солдаты попятились. Окрик Бегункова заставил их снова направить дула винтовок на пробоину в подвале, откуда только что подал голос человек.
— Осмотреть! — рявкнул Бегунков.
Но прежде чем было выполнено его приказание, из подвала, пошатываясь, вышел дядя Костя, опаленный и все еще грозный, хотя Левая его рука висела плетью и с нее капала кровь. Он обвел притихших карателей сумрачным взглядом и нажал спусковой крючок нагана. Выстрела уже не последовало. Конец патронам, но не конец сопротивлению.
— Ну что, сдаешься, старый хрыч? — выкрикнул Бегунков.
— Старая гвардия не сдается, — отвечал дядя Костя и с ненавистью кинул в его озлобленное лицо наган. Антип матерно выругался и с разбегу вонзил штык в грудь мужественного повстанца.
Группа дружинников, возглавляемая Кадушиным, подымается на железнодорожную насыпь московской круговой дороги. Осторожно все смотрят по сторонам: нет ли какой ловушки? Только что удалось с боем прорваться из вражеского окружения, и теперь возникла задача — как избавиться от преследования?
Воет ветер и взметает снежную пыль. Гудят рельсы. Слышен равномерный стук бегущего поезда.
— Товарищи! — предупреждает один из дружинников. — Это за нами.
Вдали кружится и стелется по земле белое облако дыма. Поезд обыкновенный: паровоз, тендер, три пассажирских и один санитарный вагон. На горячей груди паровоза знакомое дружинникам: "Ч-403".
Все понятно: паровоз ведет свой человек — машинист Ухтомский. Его дружина только что вышла из неравного боя с семеновцами. Несколько часов подряд она мужественно удерживала за собой Казанский вокзал. А когда были исчерпаны все человеческие возможности — вышла из огня.
Высунув бороду из паровозной будки, Ухтомский окликает беглецов:
— Товарищи, садитесь. Всех вывезу.
И вот начинается посадка.
— Нилыч, у вас вся повязка намокла от крови, — волнуется одна из работниц. На обмороженном лице Кадушина подобие извинительной улыбки. Работница знает, как этот скромный пожилой человек, вместе со всеми метальщиками бомб, мужественно ходил в атаку на дубасовцев, засевших в вестибюле Николаевского вокзала.
— Поторапливайтесь, дорогие товарищи. Каратели совсем близко, — указывает Ухтомский в сторону водокачки. Кадушин морщится, кривится, нехотя дает себя подсадить и шутливо ворчит:
— Вот уж поистине желающего судьба ведет, нежелающего тащит.
— Нашего народу мы подобрали немало, — продолжает Ухтомский. — Теперь бы вырваться на Казанскую ветку. А там вода, топливо, диспетчерская связь — все к нашим услугам… Сеня! — окликает он "жандарма". — Выстави на всякий случай трехцветную тряпку.