Через открытый лаз в подземелье донесся глухой, но настойчивый стук. Промыслов, жестом призвав друга к осторожности, протиснулся в колодец и здесь уже отчетливо услышал, как кто-то с улицы яростно колотил в запертую дверь магазина.
Он поднялся наверх и громко спросил:
— Кто ломится? Я позову полицию!
— Открой патрульным! — ревел кто-то простуженным голосом, и в дверь снова посыпались удары.
— Открою, открою. Не ломайте дверь, силачи. Она и так на честном слове держится.
Промыслов зажег лампу и повернул ключ.
В магазин ввалились три семеновца, обсыпанные снегом.
— Что за лавка? — прорычал один из них. — Ты хозяин?
— Я только приказчик.
— Попрятались, как кроты, вашу… — унтер выругался и сунул руку в ларь с изюмом. — Эй, Шаркунов! Тащи сюда нехристя.
Солдаты втолкнули в магазин щуплого смуглого человека в ватнике и кепке. Согнувшись, он держал на спине корзину. Пристально глядя из-под нее на Промыслова, этот человек сказал:
— Вот нёс к вам товар, а меня задержали.
— Он служит у вас? — унтер отправил горсть грязного изюма в свой губастый рот.
— Да, он наш. Ему действительно было заказано принести из склада товар.
— Что же он, носатый, не читал приказа: город на положении чрезвычайной охраны и до шести утра никаких хождений?
— Он неграмотный, — заступился Промыслов. — И потом, видите ли, господин офицер, до сих пор нас пропускали без всяких. Постовые нас знают в лицо.
Унтеру понравилось, что его величают "господином офицером", но все же он буркнул:
— Знают или не знают, все едино. Кто в военное время нарушает порядок — тому казнь на месте. Во как! — и посопев в закрученные усы, приказал: — А ну, носатый, разворачивай свою корзину. Какой такой в ней товар?
Задержанный, с чуть заметной тревогой в черных глазах, медленно опустил тяжелую корзину на пол. Семеновец нетерпеливо сорвал крышку. Под ней лежали грецкие орехи.
Тут Глеб Промыслов вдруг засуетился и, рассыпаясь в любезностях, предложил:
— Позвольте вас, господа лейб-гвардейцы, угостить всеми образцами наших первосортных товаров! — и нагнувшись над корзиной, он стал набирать орехи.
— А не обеднеешь, купец? Ведь тут жменькой не обойдешься — животы у лейб-гвардии вместительные!
Семеновцы загоготали от грубой шутки унтера. А тот, подставляя свои карманы, смотрел, как Промыслов насыпал ему орехи. Одна пола шинели была в пятнах свежей крови. Унтер понял вопросительный взгляд Промыслова и зловеще усмехнулся:
— А ты думал как? Даром хлеб казенный едим? Нет, купец, мы сегодня поработали на совесть. Недаром его высокородие самолично облобызали меня перед всем строем: "Молодец, Бегунков! Поддержал царя и отечество. Представляю к награде". Во как!
— И что же, всех удалось схватить?
— Как же! Держи карман шире, так и схватил! Которые убегли в поле, а которые на поезде. Ну зато же и пустили кровушки тем, кто на Прохоровке застрял. Которых загнали во двор и беглым огнем — рраз — и ваших нет! А которых штыками согнали на реку, покололи да и фьють — под лед. Пусть рыбку покормят.
Отодвинув ногой наполовину опустошенную корзину под прилавок, Промыслов, продолжая занимать хвастливого унтера своими расспросами, стал метаться от ларя к ларю, набирая по горстям изюм и наделяя им проголодавшихся карателей.