— У нашего тамады дочка! Счастливая новость! И какая красавица!
И хотя красавица сейчас еще бессмысленно водила глазенками и тянула свою пухлую ножку в рот, Васо от восхищения прищелкнул языком:
— В-ва! Иметь такое сокровище, разве это не радость?..
— Вот как тебя хвалят, глупышка, — смеялась сияющая мать, нежно касаясь ребенка.
— Камо, дорогой мой, давай, пожалуйста, твой подарок.
— Да разве это можно назвать подарком? — смутился тот. — Просто так. Шли и думали: как явиться в гости к нашим молодоженам с пустыми руками? И вот, — он сдернул салфетку с большого полосатого арбуза.
Молодая женщина попыталась улыбнуться, но на глаза ее навернулись слезы, и она опустила голову.
— Орлица, что с тобой? — заволновался Камо. — Или беда какая? Говори скорей. Где же Алексей?
Рассказ женщины был короток. Вскоре после рождения Елены пришла весть о восстании в Свеаборге. Туда была направлена группа испытанных боевиков, и в их числе Промыслов и Бахчанов. Ко времени их прибытия восстание было почти подавлено. Они едва не попали в руки карателей и с трудом выбрались из того района. Промыслов остался в Гельсингфорсе, где ему была поручена работа среди солдат русского гарнизона, а Бахчанов вернулся в Петербург. По доносу провокатора он был арестован на конспиративной квартире Кадушина, куда доставил из Выборга литературу. Вместе с ним был арестован и хозяин этой квартиры.
— Верить не хочется такому несчастью! — всплеснул руками Васо. — В какую тюрьму запрятали тамаду и Нилыча?
Оказывается, они были сосланы в Пермскую губернию, только в разные уезды. Относительно мягкая мера наказания объяснялась тем, что оба были арестованы с чужими паспортами и не опознаны.
— Горе, большое горе, слов нет, — качал головой Камо, — и все же я почему-то уверен, что наш друг никогда не примирится с неволей. Убежит! Разве только вот для дяди твоего это будет трудно. А пока случится побег, как думаешь жить, орлица?
Он обвел комнату хмурым взглядом и понял: здесь за внешней опрятностью проглядывает сильная нужда. И уж само собой разумеется, с такой малюткой не легко бороться с невзгодами. Случайные заработки, вроде переписки нот, беготня по урокам, а также нерегулярная помощь друзей Бахчанова не смогли сколько-нибудь прочно обеспечить существование семьи. В этих условиях молодой матери надо было иметь большую силу воли и душевную стойкость, чтобы не терять надежды на лучшее.
Ради утешения друзья стали вспоминать пережитое. Камо спросил об "озургетской девушке". Бедная Магдана! Как жестоко она была обманута в своих иллюзиях! В письме, присланном подруге, "озургетская девушка" горько жаловалась на свою участь, кляла разлюбезного Ираклия Исидоровича, толкнувшего ее вступить в обычный доходный бар в Одессе, где долгие дымные вечера приходилось выстукивать по клавишам старого рояля шантанную музыку на потеху хмельной публике.
О себе Камо говорил мало и неохотно. Что же особенного? Формировал боевые дружины. Дрался, был ранен, схвачен, не опознан, бежал, снова взялся за то, к чему призывала партия.
— Чего он только не пережил! — воскликнул Васо. — Ты понимаешь, Львовна, казаки нанесли человеку пять ран. Каратели зверски пытали его. Всё хотели дознаться: где скрывается боевик по имени Камо. Он же…
Камо пришел к какому-то решению и, перебив друга, сказал молодой женщине:
— Слушай, орлица. А не поехать ли тебе с нами на Кавказ? В самом деле: почему бы не переждать черные деньки где-нибудь в теплой долине юга, пока вернется друг Алексей? Мы поселим тебя с Леночкой в семье добрых наших друзей, дадим надежную охрану. Наш Абесалом и по сей день наводит со своими партизанами страх на свору наместника…
Васо мгновенно загорелся идеей этой поездки:
— Голубушка, Львовна, соглашайся. Прошу, соглашайся. Ради твоего здоровья, ради нашего тамады! А тебе всегда поможет Шариф. Он сейчас в Баку.
У Лары сильно заколотилось сердце: "Разве согласиться и поехать? А как Алеша? Вдруг он явится прямо сюда и не найдет ни меня, ни Леночки? Ведь это же потрясет его!"
Еще и еще раз вспомнилось ей, как мучительно переживала она крушение надежд, связанных с ее призванием, как потом жизнь взамен отнятого послала сердечного друга, а судьбе угодно было замахнуться и на это.
— Так как же, орлица? Поедешь?
— Нет, — почти с отчаянием ответила Лара. — Буду ждать тут. Каждый час, каждый день, если понадобится, даже годы… — К горлу подкатил комок, она была не в силах больше говорить и отвернулась.