Камо помолчал, переглянулся с печальным Васо и сочувственно вздохнул.
— Ну, как знаешь, — тихо сказал он. — Ты ведь умная женщина. Но всегда помни, — он подошел к ней и от души пожал ее руки, — если станет совсем плохо, если не дадут тебе тут жить столыпинские негодяи — не задумывайся, поезжай в горы. Мы на обратном пути заедем за тобой.
Глава двенадцатая
НА ВОЛЮ
Низко над землей двигались серые тучи, и красным шаром катилось в них солнце. Деревья искрились от игл инея. Всюду снег и снег. Над сугробами в морозной тишине стыли черные оголенные лиственницы, кутались в тяжелые снежные меха дремучие ели, поднимались причудливыми колокольнями остроконечные вершины пихт, и всевидящими стражами этого глухого лесного мира казались рослые кедры.
Вот у самой опушки хрустнул валежник, и, озираясь, вышел человек в тулупе, шапке-ушанке и меховых сапогах. Приложив ладонь к заиндевевшим бровям, он всматривался вдаль, где тянулась ровная линия тракта.
Счистив варежкой снег, человек присел на пень. Потом, достав кусок замерзшей оленины, начал торопливо есть.
Кончив еду, человек отбросил далеко в сторону кость и посмотрел вокруг себя. Ближайшая ель подносила ему на своей зеленой лапе чистый, как сахар, снег. Человек подтянул ветку к себе и начал лизать снег. Утолив жажду, смахнул с русой бороды приставшие снежинки, чему-то улыбнулся и стал выбираться из сугробов на тракт.
Человек шел, не заходя на постоялые дворы, манящие своими огоньками, и лишь позволяя себе кое-где присесть к случайным кострам и чутко подремать возле них часок-другой. Едва меркли звезды, как он снова брел вперед, радуясь собственным надеждам.
Так через несколько дней он пришел в этот глухой городишко Пермской губернии. Здесь он разыскал дом, в котором коротал дни ссыльный Александр Нилович Кадушин. Дом, окруженный высоким забором, похож был на острог.
Долго за дубовой калиткой возилась старая женщина, отодвигая тяжелый засов.
— Не обессудь, добрый человек, — сказала она, осторожно открывая калитку. — Время нынче беспокойное, ходит разный народ. А что касаемо вашего человека — они тут. Прихварывают маленько…
Худой, в заплатанном жилете сидел на табуретке Кадушин и зашивал старый валенок.
— Нилычу доброго здоровья и долгих лет жизни! — сказал гость, снимая шапку. Кадушин встрепенулся и даже выронил иглу.
— Боже, голос-то, никак, Алексея Степановича! Воистину воскрес из мертвых!
И он всхлипнул, вытирая глаза. Обнимая его, Бахчанов тихо сказал:
— Еще до побега дали мне знать, где ты. Ну, думаю, первый визит старому другу.
— Спасибо. А вот я гляжу на тебя, Алексеюшка, и вижу, сколько серебряных ниточек в твоих прекрасных кудрях.
— А что? Разве уж так заметно? — хмуро удивился Бахчанов, невольно ища глазами зеркало на стене, чтобы поглядеться.
— Если и заметно, так что же? Была бы душа вечно молодой. Но, по правде сказать, многие из нас за этот необыкновенный год постарели.
— Правильнее сказать — повзрослели, Нилыч. Набрались хорошего опыта. Как Лара? Имел ли какие-нибудь от нее вести?
— Как же? Месяца три тому назад. Правда, она не писала, где думает жить.
— Это и понятно. Признаться ей нельзя, мешает нелегальное положение.
— Но что значит штемпель почты: Вологда?
— А на моем конверте — Вятка. И все-таки Лара ни в Вологде, ни в Вятке. Она просто отдает свои письма людям, едущим на север. Что же тебе писала Лара? Здорова ли она, и как там моя дочурка?
— Все здоровы. И Лара и Леночка. Только Лару очень беспокоит долгое отсутствие вестей от тебя.
— Едва ли. Ведь она получила все мои письма.
— Ты узнал?
Бахчанов кивнул головой:
— Я узнал, что Лара вынуждена была снова переменить местожительство.
Кадушин с облегчением вздохнул:
— Уф, и на том спасибо. От сердца отвален первый камень.
— А кто отвалит второй, дорогой Нилыч? Тоскую я по ней, так тоскую. Э, да что говорить…
Бахчанов перевел задумчивый взгляд на мечущееся в печи пламя. В эти мгновения снова и снова светлыми видениями пронеслись в его памяти картины пережитого. Вспомнился тот незабываемый день, когда поезд уносил его вместе с "новобрачной" в Петербург.
Лара мечтала так, как могли бы на ее месте мечтать многие девушки, для которых брачная жизнь рисуется в самых радужных красках. И хотя Лара с серьезным видом уверяла, что будет "по-спартански" делить с ним неизбежные трудности и горести тревожного существования, глаза ее смеялись. Она хотела верить только в счастье, в одни радости. И даже во сне, когда, убаюканная мерным стуком колес, она доверчиво уткнулась в плечо своего друга, с ее нежного, с сомкнутыми веками лица не исчезло отражение безмятежного покоя. Впрочем, и сам Бахчанов тогда мало задумывался о вероятных превратностях суровой судьбы подпольщика.