— На, читай!
Алеша прочитал вслух: "Статистический обзор роста поголовья скота в Заволжских степях".
— Перелистай внимательно, — предложил Иван Васильевич.
Алеша перелистал.
— Ну, находишь что-нибудь особенное?
— Нет, ничего. Телята до корма…
— Тогда открой седьмую страницу…
Алеша открыл. Он стал внимательнейшим образом присматриваться и заметил в некоторых буквах едва заметные точки, поставленные острием карандаша.
— Из отмеченных букв слагаются слова, — сказал Бабушкин. — Шифрованное письмо. Запомни: у нас с тобой, если случится нелегально переписываться, начальная фраза будет на седьмой странице любой книги.
С этого дня Иван Васильевич терпеливо посвящал Алешу в технику подпольной работы.
Как-то в субботу он снова известил Алешу о "блинах", которые будут на этот раз на квартире у Прохорова.
Стояла обычная для петербургского апреля погода. Туман, лужи, сырой ветер с залива напоминал скорее об осени, чем о весне. Владимир Ильич явился аккуратно в пять. Пальто его было покрыто бисером талой воды, обильно брызжущей с крыш. Он похудел, покашливал, но говорил бодро, охотно, с обычной для него шутливостью и так захватывающе, что никто я не заметил, как пролетели добрых три часа.
Встречи с Владимиром Ильичем были настоящим праздником для Алеши. Поэтому он был очень огорчен, когда занятия в кружке прервались.
— Лектор в отъезде, — объяснил Бабушкин и больше ничего не прибавил…
А весна снова манила и звала в поле, на луга, в рощи. Таня предлагала выбраться куда-нибудь за город, в сосновый бор, где, по ее словам, с души любая тяжесть спадет.
Алеша узнал, что в предстоящее воскресенье, под видом обычного гулянья, будет устроена большая массовка на Выборгской стороне, в Сосновке.
"Вот тебе и загородная прогулка с барышней", — подумал он и вдруг ухватился за мысль: "А что, если и Таню пригласить на массовку?"
В субботу для патрульных была проведена "репетиция" на месте сбора. Алеша участвовал в ней. В воскресенье он явился к Тане раньше обычного и пригласил ее поехать с ним якобы в Шуваловский лес. Таня не возражала.
У завода "Айваз" молодые люди сошли с паровика, и тут Алеша спросил ее: пошла бы она на массовку, если бы рабочие втайне от полиции устроили ее?
— Одна бы не пошла, — призналась Таня, — а с тобой — да.
Он украдкой поцеловал ее в щеку:
— Не боишься?
— Люди не боятся, а чем я хуже их, — сказала она и оглянулась, — только знаешь, что я тебе скажу?.. Из-за меня может выйти неприятность…
— Какая неприятность?
— За мной следят. Ты знаешь почему…
— Не думаю, — стал уверять ее Алеша, — тебе так кажется. Ведь для них ты человек безобидный…
И пытливо взглянул на нее.
— Так думаешь только ты, — с досадой заметила она и даже вспыхнула.
Он с радостным удивлением смотрел на нее.
— Брат зря скрывал от меня свои встречи с теми людьми… — продолжала девушка. — Он, вероятно, думал: девочка! Где ей понять! А если бы я знала, я помогла бы ему… Правда, он был в казармах, с солдатами, Далеко от меня…
Она умолкла, и тень грусти легла на ее лицо, прекраснее которого, как казалось Алеше, нет. Потом он спросил ее: могла бы она сегодня отказаться от загородной поездки, но зато побывать на массовке?
Таня взяла его за руку и посмотрела ему в глаза.
— Алешенька… Ты что же? Как и брат мой?
Он принудил себя улыбнуться:
— Ну где мне, Танюша… Я ведь такой, как и все наши обыкновенные ребята. Просят за компанию. Приди да приди, если интересуешься. А не интересуешься, не откажи в товарищеской услуге: покарауль.
— А ты разве не интересуешься?
Он только усмехнулся.
— А как ты смотришь на тех людей, которые говорят против царя?
— По-моему, говорить мало. Надо что-то делать… А уж если делать, то, как сказал один мой знакомый, так, чтобы после себя оставить этот мир лучшим, чем он был, когда ты вошел в него.
Таня молчала. Она несколько раз порывалась сказать Алексею, что сама ненавидит царя, посылающего людей на виселицу, сама желала бы мстить убийцам своего брата. И если заставляет себя воздерживаться от этого, то лишь потому, что не в силах принести своим родителям еще одно потрясение, которое, как ей казалось, убило бы их окончательно. Ей хотелось, чтобы Алеша понял ее правильно и не думал, будто она боится за себя и живет мыслями о мещанском счастье. Нет, нет. Пусть он знает, что и она была бы душой с ним, с его делами, если бы он, как и несчастный брат ее, вздумал идти с теми необыкновенными людьми. И прав Алеша, считающий дела важнее слов. Но он не знает, как трудно ей вырвать из своего сердца любовь и жалость к своим родным.