— И ты, браток, запел?
Конвойный смутился:
— Я пою? Что ты мелешь!
И, помолчав, угрюмо добавил:
— Свое пою. От скуки. Да что ты, дьявол, пристал? Не велено с вашим братом разговаривать!..
И вот люди увидели огромную реку с безлюдными скалистыми берегами, заросшими угрюмым хвойным лесом.
Бахчанов понял: здесь и придется ему разжечь свой убогий очаг ссыльного.
Глава шестнадцатая
ГЛУХОЙ НЕВЕДОМОЙ ТАЙГОЮ…
Однако он не мог примириться с "тюрьмой без стен" — безмолвной и бесконечной тайгой, бесследно поглотившей столько человеческих жизней. Мысль о побеге он берег больше, чем нищий суму. Но проходил месяц за месяцем, а бежать все еще не представлялось возможным. Мешала не только бдительность властей, но и сам суровый край, являвшийся для каждого ссыльного грозным и стооким стражем.
Мало того, за свои неоднократные протесты Алексей был обвинен в "непослушании начальству" и губернатор через год приказал "дерзкого ослушника" перевести в еще более отдаленные места, куда-то к верховьям Яны.
С первыми осенними заморозками новую этапную группу ссыльных, в которую попал Алексей, погнали на север.
Днем лил дождь, вечерами налетал сильно остуженный ветер, ночами на землю ложился иней. Неказистые шерстистые лошаденки еле тащились по грязному размытому тракту.
Голодный Алексей сидел в телеге вместе с товарищами по несчастью и дрожал в своем промокшем суконном халате. Попытка согреться ходьбой окончилась плачевно: сшитые на живую нитку коты на ногах намокли, расползлись, завязли в холодной дорожной грязи; пришлось взять их в руки и некоторое время бежать за подводой босым. Близость пристанища мало радовала. Этапные бараки были отравлены спертым зловонным воздухом и заражены паразитами.
Бесконечно длинный путь, полный жестоких лишений и переживаний, надламывал здоровье самых выносливых. На одном из этапов Бахчанов заболел тифом и в пути впал в забытье. Начальник конвоя вынужден был довезти его до ближайшего этапного лазарета и там оставить до выздоровления. Помещение только по названию считалось лазаретом. На самом деле это была самая обыкновенная этапная камера, без коек, без посуды, без притока свежего воздуха. Больные лежали на простых соломенных матах, прикрывшись арестантскими балахонами. Никакого лечения и никаких медикаментов тут не было. Каждый больной мог рассчитывать только на силы своего организма. Выздоровеет невольник — его счастье, помрет — похоронят без сожаления. Это, собственно, и должен был свидетельствовать время от времени наезжавший фельдшер.
Все дни болезни Бахчанов находился в тяжелой дреме. Изредка больные тормошили его, чтобы напоить кирпичным чаем. Открывая в эти минуты глаза, больной видел как в тумане чуть озаренные горящей плошкой обындевевшие бревенчатые стены этапа, слышал гул пурги и вой якутских собак, продрогших на дворе. Когда ему стало лучше, он почувствовал тоску по свежему воздуху и, шатаясь от слабости, направился к двери этапной избы. Стражники, игравшие в карты, даже не взглянули на своего невольника: куда такой дохлый убежит. Шестидесятиградусный мороз — лучшая цепь на руках и ногах полураздетого "поднадзорного".
С непривычки Алексей чуть не захлебнулся жгучим морозным воздухом. Подавив в себе первое ощущение озноба, он остановился, пораженный великолепным темно-синим нёбом, усыпанным серебряной пылью звезд. Всюду сверкал, искрился странным розоватым светом снег, точно где-то поблизости происходил пожар. Сначала Бахчанов не понял этого явления, но, взглянув на другую, сияющую сторону неба, он вдруг увидел в вышине огромные световые столбы; подобно лучам прожектора, они, играючи, то сходились, то расходились, то бледнели, то наливались холодным ярко-красным огнем. Северное сияние! Краса крайних северных широт! Эта музыка ликующего полуночного света была неотразима и величественна. Она восхищала и манила. Она еще и еще раз вызывала глубокую тоску по воле.
Однажды вечером Бахчанов проснулся от звона кандалов, В тусклом свете горящей плошки он увидел человека в тулупе, сидевшего на полу и тихонько стонавшего. Большая взлохмаченная с сединой борода закрывала лицо почти до самых глаз. Человек сидел, бессильно склонив на грудь голову и положив руки на ножные кандалы. Было ясно, что это больной каторжанин.