Бахчанов обещал привезти свою "аптеку" и в тот же день выполнил обещание.
Дня через три старому якуту настолько полегчало, что он сел и стал деловито беседовать с сыном о разных хозяйственных делах семьи.
Когда на пятый день Бахчанов заглянул в наслег, у старого якута совещались звероловы о предстоящем выезде на охоту. Сородичи выздоровевшего старика сидели вокруг камелька и покуривали длинные трубки. Тут были опытные ловцы серебристых соболей, черно-бурых лисиц, белоснежных горностаев, охотники, ходившие на медведей. Сын старого якута обрадовался Бахчанову и тотчас дал ему место возле огня. О, если бы только добрый русский друг мог поверить, как ему все здесь благодарны! Звероловы дружелюбно улыбались и кивали в знак одобрения. Но чем можно отблагодарить доброго русского друга, пусть он скажет.
Бахчанов отрицательно покачал головой:
— Ничем. Будем хранить друг о друге добрую память.
Тогда выздоровевший старик сказал что-то своему сыну, и тот спросил Бахчанова: не хотел бы добрый русский друг принять участие в их большой охоте? Она будет происходить далеко отсюда, в таежных углах, за Алданом. Туда все звероловы выедут на своих быстроходных и выносливых оленях. Там охотники добыли бы много ценных мехов и часть из них подарили бы своему русскому другу.
Бахчанов вежливо отклонил и эту честь. Нет, он не может. Начальство никого не пускает из деревушки.
Старик поник головой. Начальство в его глазах являлось непреоборимой силой. Но сын старика неуверенно заметил, что начальство могло бы разрешить, если только пообещать ему дорогую пушнину.
На это Бахчанов ничего не ответил. Он пожелал доброго здоровья всем присутствующим и, выйдя из юрты, стал прилаживать к ногам лыжи.
Молодой якут вышел его проводить…
Через два дня пришла от исправника бумага. Бахчанову разрешалась двухдневная поездка за сетями. И он поехал с одним из ссыльных. Это как раз совпало с часом выезда звероловов на охоту. Два стражника стояли у порога своих бревенчатых изб и долго смотрели, как розвальни с ссыльными покатили с горы в падь, как потом снова поднялись на холм и оттуда поползли на север.
Прошло два дня. Бахчанов не вернулся. Морозы стояли такие жестокие, что по ночам из тайги доносился сильный треск стволов. В такой холод нелегко приехать в срок. Стражники прождали еще три дня, не решаясь высунуть носа из своих жарко натопленных изб. А вскоре выяснилось, что поднадзорный, оставив розвальни на попечение спутника, тайком принял участие в охоте якутов.
В действительности же он использовал эту охоту, чтобы на несравненных бегунах полярных равнин — оленях, впряженных в легкие нарты, домчаться к берегам широкой Лены. То был единственно удобный санный путь к югу, к далекой железной дороге.
И вот теперь возок, впряженный в тройку коней, несся как метеор по ледовому настилу могучей реки. Ямщик настегивал то коренную, то пристяжных, — надо было поспеть к очередному стану засветло.
Вокруг все было наполнено зимней тишиной. Солнце светило с дивного лазурного неба необычайно ярко, хотя и не грело; радостный блеск его дробился на миллионы разноцветных искр, трепещущих в сугробах, в глыбах вывороченного голубоватого льда, в инее, опушившем береговые ели и сосны. Мороз захватывал дыхание. У лошадей приходилось довольно часто вынимать целые сосульки из ноздрей. Подымись ветер — не было бы возможности выдержать езду на таком холоде. Но в воздухе стояло полное безветрие; на деревьях ни одна веточка не шевелилась. В этой тишине только снег поскрипывал под полозьями. Ничто больше не нарушало зачарованного морозного затишья.
В одном месте ямщик на минутку-другую остановил лошадей, чтобы поправить постромки и упряжь. Бахчанов вышел из возка и прошелся по скрипучему снегу. Дремучая непроходимая тайга подступала к самому берегу и овевала тонким ароматом хвои. Тесным сомкнутым строем стражей-великанов стояли ряды запорошенных елей, как бы заявляя: "Нет тут ходу человеку. Не пустим".
Бахчанов качнул одну низко свесившуюся мохнатую лапу ели — в воздухе заискрились падающие снежинки.
Вдруг вправо, чуть в глубине ельника, что-то щелкнуло раз-другой, точно кто-то ножницами перерезал что-то твердое. Бахчанов поднял голову и замер от веселого удивления. На одной из дальних елок, сплошь обвешанных спелыми шишками, деловито копошилась маленькая стайка проголодавшихся ярко-красных птичек. Своими неуклюжими, загнутыми и крестообразными клювами они напоминали попугаев. Бахчанов вспомнил, что таких птиц он встречал еще в Петербурге, только не на воле, а в клетках, на птичьем рынке. Как же не узнать?! Да ведь это клесты! Живое украшение хвойного леса.