— Не протекли?
— Я их еще в Сибири выварил в сале, — отвечал Бахчанов, чувствуя, однако, сырость в левом сапоге.
Через некоторое время Сербин сказал:
— Теперь поднимемся наверх, к переулочку. Конечно, Ильичу уже кое-кто дал знать о нас, и можно быть уверенным, что он-то не пропустит ни одного залетевшего сюда "голубя".
Тропинка повела их наискось от берегового обрыва, окаймленного несколькими ивами, к одноэтажному дому.
— Номер шесть, — сказал Вадим Никифорович, — он нам и нужен.
Поднявшись на заселенную сторону берега, Бахчанов оглянулся. Слева стоял двухэтажный оштукатуренный жилой дом; в глубине узенького переулочка — еще один дом с белой трубой, дальше высился деревянный куполок какой-то древнерусской церквушки. Вправо — отчетливо вырисовывалась старинная башня, и теперь Бахчанов разглядел ее.
Было тихо, светло, но еще безлюдно. Вадим Никифорович подошел к крайнему окну, изнутри занавешенному тюлевой занавеской, и побарабанил по стеклу. По-видимому, столь ранний визит обитателям домика был не в диковинку, и они, надо думать, всегда были наготове. Почти тотчас же звякнул крюк и дверь приоткрылась…
Бахчанов осматривал незатейливое убранство комнаты и не знал, куда положить свою шапку — на стул или на приземистый, с пестрой обивкой, диван.
— Ну вот и конспиративная квартира, — сказал Сербин. — Ильич тут не живет, жилище его на Архангельской. Но располагайтесь, голубь мой, как у себя дома. Я же пойду на улицу. Надо его встретить, предупредить, что все в порядке, и затем, на всякий случай, подежурить на улице…
Владимир Ильич вошел в комнату быстро, стремительно. Пальто его было распахнуто, шапка чуть сдвинута назад. По-видимому, энергичная ходьба согрела его.
Бахчанов стоял перед ним в несколько растерянной позе.
Владимир Ильич весело блеснул острыми глазами и шутливо воскликнул:
— Нашего полку прибыло, прибыло! Ну, здравствуйте, пропащая душа, тысячу лет вам здоровья! А иные ведь хоронить вас собрались. Был, говорят, человек — и нет его. Растаял, яко воск!
Он сжал Бахчанова обеими руками, поцеловал его и усадил на стул:
— Жду я каждого из вас, батенька мой, как манны небесной. В наше время проклятого разброда и отступничества каждый испытанный соратник по партии очень дорог нашему общему делу. А я, признаюсь, жаден очень на людей. Собираю их, можно сказать, по песчиночке. Хочется, чтобы жила и процветала наша партийная семья на радость рабочему классу, на страх всем нашим врагам. Не так ли, Алексей Степанович?
— Именно так, Владимир Ильич, — пробормотал Бахчанов, растроганный этой встречей.
А Ильич уже говорил о своих планах, выношенных еще в ссылке и касавшихся организации общерусской политической газеты. Он полагал издавать ее за границей, потому что в России "охранка завалит на второй же месяц".
— А знаете, какой эпиграф для газеты решили мы взять? "Из искры возгорится пламя". Откуда это? Ну-кось?
Прищурив правый глаз, он, улыбаясь, смотрел на Бахчанова:
— Не помните?
— Увы, Владимир Ильич. Я не читал, — признался Бахчанов.
— Тогда объясню. Это взято из знаменитого ответа декабриста Одоевского Пушкину. Чудесные строфы. Я их помню с детства.
Он на мгновение прикрыл ладонью глаза и вдруг, подняв голову, с новым, еще более просветленным выражением на лице, произнес:
Кто-то стукнул в двери.
— Да, да, войдите, — громко сказал Владимир Ильич.
Пожилая женщина внесла самовар.
— Спасибо, спасибо, — сказал Владимир Ильич и, когда ока вышла, обратился к Бахчанову:
— Сколько в Сибири выпивали стаканов чая? Я так много. Но где же товарищ Вадим?
Он подошел к окну, толкнул форточку, выглянул во двор.
Утро было уже в разгаре. Солнце проникло целым пучком своих ослепительных лучей в окна комнаты и сверкало на меди начищенного самовара. На берегу звенели голоса играющих детей, и откуда-то доносилась перекличка петухов.
— Как вам нравится Псков, Алексей Степанович? В нем и его окрестностях есть, видимо, немало красивых мест. А какой сейчас по-весеннему чистый воздух! Так и тянет ins Gru: ne, на лоно природы. — И, улыбнувшись, Владимир Ильич сказал, что начал тут брать уроки немецкого языка у одного здешнего немца, поскольку приходится готовиться к предстоящей заграничной жизни: без знания разговорного иностранного языка на чужбине не обойтись.