Переворачивая Бахчанова со спины на грудь, Кваков неожиданно раскатился мелким, булькающим смехом.
— Чего вы смеетесь? — угрюмо спросил Бахчанов.
— Случай вспомнил… В Казани на улице одного припадочного поднял. Выходил, вымыл, денег на извозчика дал, а он, припадочный-то, за горло дерг! Кошелек или жизнь? Я, конечно, пытаюсь на сердце человеческое воздействовать, убеждаю… Теперь повернитесь немножечко на бок… Вот так… Ну я, конечно, на сердце действую. Говорю ему: душа в тебе есть, живодер? Чувство? Благодарность? Вера в человека? "Есть, — отвечает стервец, — только все же гони мне кошелек!"
Бахчанов попытался усмехнуться.
— Стало быть, грабителю помогли?
— Выходит…
— Вам в братья милосердия нужно идти, — заметил Бахчанов, стараясь лучше рассмотреть Квакова. А в голове шумело, и вдруг явилась мысль: "А может быть, никакого Квакова и нет в природе и все это бред?" Но желтый туман стал как будто слабеть, и отчетливо виднелась тень на полу от стоящего у изголовья человека…
Потом Кваков, продолжая о чем-то бубнить, стал прохаживаться по комнате бесшумной, кошачьей походкой, то исчезая в непонятном желтом чаду, то вновь появляясь. Повернувшись на бок, Бахчанов смотрел на его согнутую фугуру в сюртуке и сухую сдавленную голову.
— Вот вы меня в братья милосердия прочите, — скрипел Кваков; он зябко потирал руки, двигая острыми локтями. — А дело-с тут как раз не в призвании, а в назначении человека, притом — я бы подчеркнул — в его социально-политическом назначении.
— Любопытно, — с усилием сказал Бахчанов, не склонный, впрочем, поддерживать болтовню соседа.
— Знаю-с, что любопытствуете. Ведь для вас это естественно. Я, знаете ли, не хвалясь, скажу, что вижу и чувствую человека как бы насквозь. Когда еще давеча вы проходили по коридору, я сказал себе: вот идет человек, который не останется равнодушным к трагедии русских рабочих…
— Вы ошиблись. Я во всем этом не умею и не хочу разбираться, — резко заявил Бахчанов, настораживаясь. В разгоряченной голове мелькнуло: "Что это за тип, куда он гнет, чего хочет?"
— Вы не хотите разбираться в вопросах жизни? — Кваков хихикнул. — Не странно ли это? Неужели вы не за обездоленных тружеников фабрик и заводов, а за богатеев, за господ Обираловых, позорящих государство угнетением рабочего люда?
— Уйдите, пожалуйста, отсюда! — зло крикнул Бахчанов. — У меня болит голова!
— И уйду-с… Конечно, уйду-с. Не ночевать же мне здесь… Но не притворяйтесь, господин Старообрядцев, хоть перед своей совестью. Вы ведь хотите помочь рабочему люду? Ведь хотите же, а?
Бахчанов приподнялся, залпом выпил остывший стакан чаю с лимоном, подложил руки под голову и вздохнул:
— Вот эта штука лучше вашего оподельдока.
— Ага, вам полегчало. Вот видите…
"Где я, однако, слышал этот голос?" — мучительно припоминал Бахчанов, а вслух сказал:
— Вы зря хотите ввязать меня в разговор. Я плохой собеседник для социалиста.
Кваков смешно вскинул длинными руками, точно подбитая птица крыльями:
— А разве только социалисты призваны спасти рабочий люд? Как раз напротив! Вот два года тому назад происходил первый и, разумеется, последний съезд эсдеков в Минске. Хе-хе! Один конфуз! Звали рабочих в организации, а сами, как перепела, попались в руки полиции. Что же осталось? Манифестик остался. Протокол остался. Кружки на курьих ножках остались. Что-с вы заметили?
— Я ничего не сказал. Вам послышалось.
— Ну-с, а я вас спрашиваю: что пользы от этого рабочему люду? Ему не революционная пропаганда нужна, а лишние двадцать — двадцать пять копеек в день. Слов нет, в петербургских кружках, говорят, берут верх более здравомыслящие головы. Экономисты против политиков. Слышали о них что-нибудь? Не слышали? Странно. Тоже все-таки чудаки большие. Правда, они не трясут красным флагом и не кричат: "Долой правительство!" Они хотят без всякой политики выжать у фабриканта рубль прибавки и хорошую вентиляцию в цехах. А ведь форменная-с утопия бороться нищему с богатым, за которого и войска, и полиция, и суд, и все, что хотите. Не так ли?
Кваков подошел к постели и пристально посмотрел на менявшееся лицо Бахчанова.
"Кто же он? — недоумевал Бахчанов. — Сыщик, провокатор, сумасшедший? Ведь я его где-то видел!"
— Умные люди нашли, — продолжал Кваков, придвигаясь еще ближе к постели, — что рабочему народу легче бороться с капиталистом, опираясь на могучее государство, на правительственные сферы. А иначе — извольте примерчик: недавно вот зашебаршили студэнтики, надежда многих эсдековских кружков… И что же вы думали: по новым правилам, этих сту-дэнтиков упекут в солдаты. Так-то!